Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

Недавний скачок продаж, который Пегар отрицал в разговоре со мной, он теперь приписывает себе, утверждая, что это только его личная заслуга; он уже забыл, что именно я практически надиктовал ему статьи: одну про папашу Бадави, вторую – о врачах-паникерах, испуганных масштабами теракта.

– Вот уже тридцать лет я нянчусь с этой газетой, – голосит он, воздевая к потолку свои жирные руки, – вдыхаю в нее жизнь, даю вам средства к существованию, а вы – чем вы мне платите? Ничем! Ни одной конструктивной мысли! Ни одного дельного предложения! Никакого стремления к будущему! Вы цепляетесь за прошлое, вы мертвецы!

При слове «мертвецы» на пороге возникает семилетняя девочка со светлыми косичками. Прислонившись к косяку, она оглядывает нас. Никто, кроме меня, ее не замечает. Поздоровавшись со мной кивком, она оценивает ситуацию и с удовольствием слушает своего бушующего папашу, презрительно игнорируя испуганно застывших сотрудников.

– Ну, что вы молчите? Вы годны только на то, чтобы заниматься рутиной? Если так будет продолжаться, я уж позабочусь, чтоб вместо нашей рутины вы стояли в очереди на бирже труда!

Я поднимаю руку.

Пегар тычет в меня пальцем – вот удобный предлог, чтобы добавить к прежним оскорблениям новое:

– Смотрите, кто у нас просит слова – простой стажер! Вам не стыдно, господа? Мало того, стажер, только что вышедший из больницы! Чудом избежавший смерти! Вот уж кто живой человек, не в пример вам, шайка зомби!

Девочка ободряюще подмигивает мне. Но Пегар еще не кончил:

– Некоторые из вас получают здесь зарплату по десять, а то и по пятнадцать лет, а он, стажер, гнущий спину за жалкие – вы слышите меня? – жалкие гроши, из кожи вон лезет, пытаясь спасти нашу газету. Итак, что вы хотите нам предложить, Огюстен, дорогой?

– Месье Пегар, я бы предложил опубликовать большие интервью с самыми видными представителями наших местных властей. Но только с теми, кто пользуется известностью за пределами Шарлеруа, даже за пределами Валлонии, а то и всей Бельгии. С броскими заголовками на первой полосе. Нужно расширить международную рубрику нашей газеты.

Пегар взирает на меня сияющими глазами:

– Браво, милый мой Огюстен! Именно так, и только так! Ты попал в самую точку!

Девочка одаряет меня радостной улыбкой. Коллеги сидят, понурившись. В отличие от Пегара, они не забыли, что этот же проект я изложил ему еще несколько дней назад и заслужил в награду приказ «На улицу!», что и заставило меня в результате рисковать жизнью на площади Карла Второго.

– За работу! Быстро!

И Пегар удаляется; вместе с ним, подпрыгивая и напевая какую-то считалочку, уходит и девчушка в платьице из шотландки.

А мы устраиваем импровизированное собрание, чтобы распределить роли. Поскольку я твердо решил не провоцировать своих коллег, вызывая их отвращение, я смирно сижу и не высовываюсь – пускай самоутверждаются. Каждый из них называет деятелей, к которым можно обратиться: лауреат Нобелевки по химии, врач-новатор, премьер-министр, самые цитируемые ученые, певец Строма, председатель Еврокомиссии, генеральный секретарь НАТО, самый богатый человек в Бельгии. Список непрерывно удлиняется, и это всех радует.

До поры до времени я скромно молчал, но, дождавшись паузы, вношу предложение, которое долго лелеял втайне от всех:

– А Эрик-Эмманюэль Шмитт?

– Кто-о-о?

– Говорят, он больше других писателей увлекается метафизикой и вопросами религии. И у него есть страсть – разгадывать людей, даже тех, кто ему не нравится или внушает отвращение.

– Верно! Он еще разродился шикарным романом о Гитлере [16].

– И мне бы хотелось взять у него интервью.

Коллеги изумленно переглядываются. Один из них с сомнением говорит:

– Это слишком крупная рыба, Огюстен.

– Я прочел все его книги. Все сорок романов [17].

Они дружно поворачиваются к журналисту, ведущему у нас литературную рубрику: в обычное время именно ему надлежало бы заняться таким интервью.

– Он пишет так много и так быстро, что я за ним уже не поспеваю, – говорит тот и усталым жестом дает понять, что капитулирует. Тогда они обращаются к специалисту по политическим дебатам.

– Нет-нет, даже не надейтесь, я его терпеть не могу! – отрезает тот.

И главред с тяжким вздохом выносит решение:

– Ладно, Огюстен, попытай счастья. Свяжись с его издателем.

В течение последующего часа я получаю целую серию грубых отказов. В парижском издательстве меня категорически не хотят связывать с пресс-секретарем. Но я так упорно стою на своем, что эта дама в конце концов отвечает на мой звонок: