Эрик-Эмманюэль Шмитт: Человек, который видел сквозь лица

А мне не удается и слова вставить.

Я боюсь, но не того, чего опасался раньше, – не смерти. Меня пугает не она, а страх, что какая-нибудь случайность разрушит мои планы. В этом театре, как и в замке Шмитта, мне не удается думать о высоких материях: я тону в мелочах, спотыкаюсь на ровном месте. Какие же скудные у меня мозги! Если со мной и вправду произойдет несчастье, человечество не много потеряет…

Глядя в щелку между двумя слоями торта, я различаю в полутьме выдвижные механизмы, балки, кабели и внимательно оглядываю их, за неимением другого зрелища. Момо лишен и этого, у него перед глазами глухая перегородка.

Сверху доносятся аплодисменты.

Мы с Момо переглядываемся, молчаливо спрашивая себя, не настал ли наш черед… но тут раздается новая веселая мелодия, предвещая очередной скетч, и мы дружно испускаем глубокий вздох. Вздох чего – облегчения? Раздражения? Досады? Ярости? Не могу определить, хоть убейте.

– Момо, а у тебя там, в зале, есть дружки?

Я-то хорошо знаю, что там нет ни души, но Момо этого не подозревает.

– У меня больше нет дружков.

– Да есть, наверно; просто ты больше не хочешь их иметь.

– У меня есть ты.

– А ты можешь представить, как они сейчас сидят там, в зале, вполне конкретные ребята, загримированные каждый для своей роли?

– Заткнись!

Мне кажется, что Момо все чаще говорит голосом Хосина, с его интонациями, с его хрипотцой, с его жесткостью. Мертвый брат полностью завладел живым. Как же быть?..

В глубине подвала маячит чей-то силуэт. Я вздрагиваю. Что это? Неужели в театре кто-то остался? Механик сцены? Сторож?

Тень медленно приближается к торту, и я узнаю… следователя Пуатрено. Она словно разглядела меня через узкую щелку в макете и почти незаметным жестом подзывает к себе.

Как это возможно?!

Зачем она пошла на такой риск?

Конечно, она единственный человек, способный противостоять полиции и пройти через оградительные барьеры, но зачем?

– Момо, я опять хочу отлить.

– Нет! Теперь уже скоро!

– Да ладно тебе, я сейчас вернусь.

– Сдрейфил, да?

– Опять ты за свое! Кто здесь главный? Сказал же, что вернусь, значит, вернусь.

И я осторожно выползаю из торта, стараясь не задеть брикеты взрывчатки и не нажать на детонатор.

Подхожу к следователю Пуатрено, и она знаком просит меня отойти подальше за кулисы.

– Огюстен, у нас катастрофа: там, в зале, восемьсот человек, из них пятьсот – дети!

– Как?! Я думал, театр пуст!

– Полиция не приняла во внимание твой звонок! Пойми: анонимные угрозы взрыва сейчас поступают десятками в день. Сегодня утром Терлетти послал двух своих агентов обыскать зал, но они не обнаружили никаких подозрительных свертков, и он ограничился приказом досматривать всех входящих и их сумки.

– Немедленно эвакуируйте всех из зала!

– Терлетти меня не послушает.

– Не может быть!

– Он больше меня не слушает.

– Но… но вы же следователь!..

– Следователь, но не начальник полиции. Идем со мной, Огюстен. Мы успеем спастись.

– Вы что – рехнулись? Через две минуты Момо приведет в действие пояс смертника, и театр взлетит на воздух. Это будет апокалипсис.

– Тогда не ждите, чтобы дети поднялись на сцену, взрывайте прямо сейчас.

Я смотрю ей в глаза. Мне кажется, будто из моего тела изошла вся кровь.

– Нет. Я постараюсь убедить Момо прервать операцию.

– Да ты уже целый час стараешься, и все без толку.

– Откуда вы знаете?

– Ладно, беру свои слова обратно, Огюстен. Не взрывайте сейчас. Пол все равно никого не защитит… Взрыв убьет меньше людей в зале, но больше – на сцене. Там будут стоять как минимум пятьдесят ребятишек. Ситуация безнадежная!

В этот момент мне снова бросается в глаза темный провал между досками, на которых мы стоим.

– Нет, есть другое решение! Мы спустимся еще ниже.

Она изумленно глядит на меня. Я рассматриваю канаты, висящие вокруг нас.

– Платформа, которая поднимает торт на сцену, может и спустить нас еще ниже, на целых два подземных этажа. Если мы взорвемся там, в глубине, наверху будет меньше разрушений.

Она кивает с искаженным лицом. Но, напав на такое решение, я тут же капитулирую:

– Хотя нет, это невозможно…

– Почему?

– Кто будет управлять спуском? Машиниста сцены здесь, внизу, нет.

– Ну а я-то на что, дурья твоя башка?!

Я гляжу на следователя Пуатрено: она кипит от ярости. И упрямо повторяет:

– Как ты думаешь, зачем я сюда пришла?

– Но… если вы останетесь, то взорветесь вместе с нами.