Я была уверена, что права. Хворост на верхнем этаже был разбросан и снова убран, но кто-то лежал на нем. София подметала пол, но не обратила внимания на прогнившие доски рядом с ложем. Часть мусора должна была провалиться вниз.
Я легко сбежала по ступенькам и остановилась на площадке.
Да, опять я была права. На досках под дырой было несколько сломанных веточек хвороста, несколько листочков. Само по себе это не имело бы значения, но среди мусора были крошки. Крошки хлеба. Я видела, как такую же крошку тащила мышь. Да, тут оказались пока еще не подобранные крошки, мелкие остатки пищи – если бы не мышь и не обостренная подозрительность, я бы их не заметила.
Вот уж не думала, что когда-нибудь буду радоваться, что Фрэнсис так долго возится со своей камерой. Я слышала, как она, по-видимому не без успеха, пытается завязать с Софией разговор и даже смеется при этом. София, без сомнения, не подозревала об опасности и чувствовала себя свободнее. В закрытом помещении громко раздавалось стрекотание камеры. Я сбежала по ступенькам вниз.
Я помнила о мотке веревки рядом с мешками зерна. Если у вас пленник, можно предположить, что вы его свяжете. Я хотела взглянуть на эту веревку.
Я достигла первого этажа и замерла на минуту, озираясь по сторонам. Я слышала, что наверху все еще заняты съемкой, и даже если бы они вздумали спускаться, я ничем не рисковала: они не могли увидеть меня, пока не спустятся до половины лестницы. Я наклонилась над веревкой.
Первое, что я увидела, была кровь.
Звучит просто, когда я так вот пишу, и мне кажется, что я этого даже ожидала. Но то, чего ожидаешь, и твоя реакция, когда ожидание сбывается, – это две разные вещи. Я думаю, что только настоятельная необходимость торопиться и при этом не выдавать своих чувств спасли меня. Мне удалось каким-то образом остаться достаточно спокойной и, преодолев шок от увиденного, присмотреться внимательнее.
Крови было очень немного. Такие пятна (объясняла я себе) могли быть оттого, что пленник пытался освободить связанные запястья и ободрал их до крови – небольшие пятна повторялись через некоторые интервалы на одной из веревок.
Я порылась в мотке, чтобы найти концы веревки. Они не были ни растрепаны, ни расплетены.
Я бросила их на место, и тут мое внимание привлекла сумка Софии для провизии, лежащая рядом. Без малейших угрызений совести я раскрыла ее и заглянула внутрь.
Увидела я не слишком много: узелок из полинялой красной, с зеленым рисунком ткани, такой же, как у Софии в доме, смятая газета с пятнами жира, кусок материи, сильно помятый и в пятнах, словно от влаги.
Я развязала узелок. В нем ничего не было, кроме нескольких крошек. Развернула газету: пятна на ней могли быть от сала или масла. Должно быть, София приносила мальчику еду, завернутую в газету, а потом завязанную в тряпку. Была еще тряпка, помятый обрывок ткани выглядел так, будто его жевали…
Конечно, так и было. Мальчика оставили лежать здесь связанным. Им пришлось заткнуть ему рот.
Руки у меня тряслись. Я бросила тряпку назад в сумку, потом запихнула и все остальное. Выпрямилась.
Значит, это правда. Колин был здесь, и Колина нет. Веревка рассказала мне о многом: побега не было, узлы не перерезались и не перетирались – веревка была развязана и аккуратно свернута в моток, вероятно, Софией, когда она прятала кляп, убирала ложе и остатки пищи.
Но если Колин еще жив – мозг мой никак не заводился, как испорченный двигатель, но вместе с тем болезненно пульсировал, – если Колин еще жив… он же должен тогда быть обязательно связан! Если веревка осталась здесь, оказалась ненужной, не значит ли это, что Колина сознательно отпустили на свободу и что он сам сейчас ищет Марка?
Я стояла, уставившись невидящим взглядом на сваленную у стены всякую всячину. И тут вдруг глаза мои с ощущением прямо-таки физической боли зафиксировали предмет, на который смотрели. Смотрели и не видели. Он стоял, сверкая, рядом с веревкой, во всей своей очевидности.
Лопата! Как только я ее увидела, я больше уже ничего не замечала вокруг.
Это была старая лопата, рукоятка ее была потерта до блеска, но острие как у новой, – видно, ею недавно пользовались. С лопаты еще не полностью отвалилась земля. Только часть ее высохла, осыпалась и лежала маленькими кучками на полу. Лопатой пользовались совсем недавно и копали глубоко, не только сухую почву на поверхности, но и влажную на глубине землю, которая и прилипла…
Я судорожно зажмурила глаза, пытаясь отогнать от себя возникающую картину. Кто-то копал. Хорошо, но для этого ведь и нужна лопата, верно? Поля ведь надо обрабатывать. Это не обязательно что-то значит. Любой мог использовать ее в самых различных целях. София могла выкапывать овощи, или Джозеф, или Стратос…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу