Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Я лежала и тщательно все рассматривала, солнце пекло спину, горячие доски мягко качались подо мной. Я забыла, зачем я тут, в мире остались только море, жаркое солнце на моей коже, вкус соли, южный ветер…

Две тени пробежали по мерцающему подводному миру. Испуганная, я взглянула вверх.

Всего лишь птицы, два буревестника, низко летели, едва не касаясь крыльями гребешков ряби. Но они вернули меня на поверхность. С неохотой я положила стекло на место и повернулась, чтобы взглянуть на гостиницу.

Люди проснулись, начали открываться ставни, вскоре над трубами потянулись струйки дыма. По деревне шла с кувшином к колодцу одетая в черное женщина, несколько мужчин направлялись в гавань.

Я посидела еще немножко, растягивая удовольствие; тепло солнца, соленая вода… какое физическое наслаждение! Потом я скользнула через борт лодки и поплыла обратно к гостинице.

Взяв свое полотенце под тамариском, я неслышными шагами поднялась по ступенькам в комнату. Дверь дома Софии была открыта, и я заметила там движение. Она подметала. Подо мной, в ресторане, Тони распевал чувствительным фальцетом «Люби меня нежно». Стратос без пиджака стоял на площади и разговаривал с двумя полуобнаженными рабочими с ведрами и мастерками. У других домов тоже копошились люди.

Я стала переодеваться.

– Ничего подозрительного, – доложила я Фрэнсис. – Все спокойно. Я начинаю думать, что все мне привиделось. – Я потянулась, еще ощущая невыразимое физическое удовольствие от соленой воды и сохраняя сопутствующее ему настроение. – О боже, как бы мне хотелось, чтобы это так и было! И не надо бы нам ни о чем на свете думать, а только расхаживать по горам и любоваться цветами!

– Так-с, – рассудительно сказала Фрэнсис, отставляя кофейную чашку, она заканчивала завтрак в постели, а я сидела на краю стола, болтая ногами. – Что там у нас еще? Мы как-то ничего не можем спланировать. Мы обследовали все, что лежит на поверхности, и похоже, что Ламбис и твой Марк между делом хорошо исходили деревню.

– Уже по крайней мере четвертый раз ты называешь его моим Марком.

– А разве не так?

– Не так.

Фрэнсис усмехнулась:

– Попробую запомнить. Как я уже говорила, все, что мы можем сейчас сделать, это вести себя как обычно и держать ухо востро. Иначе говоря, мы уходим на весь день и берем с собой камеру.

Я помню, что почувствовала постыдное облегчение.

– Хорошо. Куда ты собираешься идти?

– Поскольку мы уже осмотрели берег и деревню, горы – достаточно объяснимый выбор, и мы можем теперь вполне логично расширить наши поиски. Во всяком случае, ничто не помешает мне увидеть те ирисы, о которых ты мне рассказывала вчера вечером.

– Такие заросли, что приходится прямо идти по ним, – радостно сказала я, – и цикламены по всей скале. И дикие гладиолусы и тюльпаны. И анемоны трех цветов. И желтая кислица величиной с пенни. Ладанники размером с чайную чашку и цвета девонширских сливок. Ну а если пойти повыше, еще те самые пурпурные орхидеи, о которых я тебе тоже говорила…

Фрэнсис застонала и отпихнула в сторону поднос.

– Проваливай отсюда, звереныш, и дай мне подняться. Да, да, да, мы заберемся как можно выше, как ты захочешь, только бы выдержали мои старые конечности. Ты меня не дурачишь насчет орхидей?

– Нет, честное слово, нет. Венерины башмачки, или как там их еще, величиной с полевых мышей, а стелющиеся растения, как в магазинах, ты на них все никак не решалась потратиться.

– Я буду готова через полчаса. Пусть Седди соберет нам ланч. Мы ведь можем пробыть там целый день.

– Седди?

– Маленький лорд Фаунтлерой. Я забыла, что твое поколение ничего не читает, – сказала Фрэнсис, выбираясь из постели. – И чтобы был чертовски хороший ланч, скажи ему, и с вином.

Ветер с моря забирался далеко вглубь суши, и у моста через речку было восхитительно прохладно. Мы пошли вдоль речки по тропке, по которой я проходила вчера.

Двигались мы медленно. Фрэнсис, как я и предполагала, приходила в восторг от всего, что видела. Шуршащий сахарный тростник, стоящий по канавам. Пара горлиц, взлетевших откуда-то из цветущих дынь. Яркая стрекочущая сойка. Гнездо скалистых поползней, которое я нашла на разрушенной стене. И цветы… Вскоре Фрэнсис перестала восторженно охать при виде бледно-сиреневых анемонов с сердцевинками цвета индиго, миниатюрных ноготков, маргариток – пурпурных, желтых, белых, – она преодолела первый порыв: их не то что рвать, их и трогать не следовало. Я от ее восторгов испытывала неменьшее удовольствие (Греция, как мне нравилось думать, была «моей» страной, и я ее показывала Фрэнсис). Так мы достигли верхнего плато с его полями и ветряными мельницами, и я тем временем почти забыла о своих вчерашних заботах.