Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Его взгляд был уверенным и немного насмешливым, но я беспокойно взглянула на мадам де Вальми:

– Вы меня искали?

– Я? Нет. – Она все еще была растеряна. – Я пришла посмотреть, уснул ли Филипп.

– Вы… ничего не имеете против того, что мы пришли сюда… и принесли ему все это?

– Абсолютно ничего.

Она не смотрела на меня, а наблюдала за Раулем.

– Давай спустимся, – повторил он довольно резко и, обойдя кровать, направился ко мне.

«Вниз? Леон де Вальми, мсье Флоримон, поднятые брови?»

Я покачала головой:

– Нет, спасибо. Я… уже поздно. Я больше не буду танцевать, сейчас лягу.

– Как хочешь. – Он посмотрел на мадам. – Элоиза?

Она наклонила голову и пошла к двери. Я открыла дверь и держала ее. Когда она проходила мимо меня, я неуверенно сказала:

– Спокойной ночи, мадам. И благодарю вас… за чудесный бал. Это было… Я получила огромное удовольствие.

Она остановилась. В полутьме ее лицо казалось очень бледным, глаза запали. Никогда еще Элоиза не выглядела такой отчужденной и недоступной.

– Спокойной ночи, мисс Мартин, – невыразительно сказала она.

– Мадам… – быстро, почти умоляюще произнесла я.

Она отвернулась и ушла. Юбки ее богатого туалета прошуршали в тишине громко, как струя текущей воды. Она не оглянулась.

Рауль стоял рядом со мной. Я тронула его за рукав:

– Видишь, все обстоит, как я сказала. Я не ошиблась.

Рауль отвернулся от меня, глядя вслед Элоизе. Он ничего не ответил.

– Рауль, не говори им, – быстро сказала я, задыхаясь. – Я не могу встречаться с ними… не вынесу… Не сейчас. Я… я просто не могу.

Мне показалось, что он колеблется.

– Мы поговорим об этом завтра.

– Пусть они уволят меня, – сказала я быстро. – Я уеду в Париж. Я могу остаться там, конечно ненадолго. Может быть, тогда мы сможем…

Положив руки мне на плечи, Рауль повернул меня к себе.

– Дорогая, – прервал он меня, – если я сегодня не скажу Элоизе, лучше будет, если мы сейчас расстанемся. Не волнуйся, все будет хорошо. Я ничего не скажу, пока мы не поговорим с тобой подробно. – Наклонившись, он поцеловал меня; это был жаркий поцелуй. – Спокойной ночи, малышка, спи спокойно…

Дверь за ним закрылась. Я слышала его быстрые шаги по коридору, словно он очень спешил догнать Элоизу.

На следующее утро Бернар, слуга Леона де Вальми, принес мне записку в детскую во время завтрака.

Она выглядела так, будто человек, написавший ее, страшно спешил. В ней говорилось:

Моя дорогая.

Я не могу остаться здесь, как надеялся. Я узнал, что должен срочно вернуться в Париж – проклятое «должен». Прости меня и старайся ни о чем не беспокоиться. Обязательно вернусь в четверг утром, и мы тогда все решим.

Элоиза мне ничего не сказала, а я (как и обещал тебе) тоже ничего ей не сообщил. Не думаю, что тебе следует очень уж беспокоиться относительно этого, малышка: если они хотели бы что-то сказать, они, без сомнения, поговорили бы со мной, а не с тобой. До четверга делай вид – если сможешь и если осмелишься, – что ничего не случилось. Как бы то ни было, сомневаюсь, что тебе придется часто встречаться с Элоизой. Она переоценила свои силы и, думаю, проведет эти дни в постели.

В качестве первого любовного послания записка не заключала в себе ничего такого, из-за чего у меня могли бы так дрожать руки, когда я сложила ее и посмотрела на стоящего передо мной Бернара. Он наблюдал за мной; лицо его застыло в обычном хмуром выражении, но черные глаза были хитрыми и злобными. Мне показалось, что в них появился какой-то странный блеск, будто он что-то обдумывал. Очень похоже на Рауля поручить отнести эту записку человеку, который был на побегушках у Леона де Вальми целых двадцать лет!

– Мсье Рауль отдал это вам собственной рукой? – холодно спросила я.

– Да, мадемуазель.

– Он уже уехал?

– О да, мадемуазель. Он спешил, чтобы застать первый самолет на Париж.

– Понимаю. Благодарю вас. А как сегодня здоровье миссис Седдон, Бернар?

– Лучше, мадемуазель, но доктор сказал, что ей следует полежать еще денек-другой.

– Ну ладно, надеюсь, что скоро она опять будет здорова, – заметила я. – Будьте любезны, скажите мне, кто-нибудь сообщил ей, что я о ней справлялась?

– Да, мадемуазель.

– Бернар, – вмешался Филипп, ставя на стол чашку, – у вас сегодня бал, правда?