Виктория Платова - После любви [litres]

Подумайте о том, что когда-либо поразило вас в самое сердце, – но я думала вовсе не о Ширли, и не о бармене из «Cannoe Rose», и не о Фрэнки, и не о его марокканской миссии, и не об Алексе, и не о Том, чья нелюбовь когда-то заставила меня бежать куда глаза глядят, – я думала о Мерседес.

Мерседес.

Вот он, ответ. Мерседес поразила меня в самое сердце – такая же идеальная, как и кольцо, выпущенное в ее честь.

– …Что ж, он понимал, на что идет. – Не- Шон внимательно следит за кольцом, медленно растворяющимся под потолочными балками.

– Вы хорошо его знали?

– Достаточно, чтобы любить его и верить ему. Хотя я и никогда не знал его настоящей фамилии.

Мысль о том, что фамилия «Пеллетье» может не быть настоящей, никогда не приходила мне в голову, слава богу – хоть в имени мы с барменом сошлись.

– Я знала его как Франсуа Пеллетье. А что он говорил обо мне?

В комнате, несмотря на открытое окно, слишком мало воздуха, он пропитан дымом – сигарным, а теперь еще и сигаретным; наверное, поэтому мысли мои путаются, я слишком попала под влияние Мерседес, я жажду новых откровений о ней, а следовательно, и о себе, ведь с некоторых пор я и есть Мерседес. Даже то, что Фрэнки мог не знать о существовании Мерседес, нисколько меня не смущает. Даже то, что Мерседес могла оказаться врагом Фрэнки, а следовательно – и его друга не- Шона, нисколько меня не смущает. Достаточно того, что Мерседес имела представление о «Cannoe Rose» (спички, найденные мной в сумочке, – тому подтверждение), мысли мои путаются, медленно погружаясь в реку иной реальности.

– …Он боялся за вас много больше, чем за себя.

– Неужели?

– Говорил, что вы слишком горячи, слишком порывисты, слишком неопытны.

Эти характеристики были бы оскорбительны для Мерседес, я чувствую себя уязвленной и уже жалею, что вообще затеяла разговор о девушке, которая работала с Франсуа на последнем задании. Она не может быть Мерседес, между ними нет ничего общего.

– Я и сам так подумал, когда увидел вас в баре сегодня.

– Почему?

– Вы не слишком точно придерживались инструкции.

– Разве?

– Поначалу мне даже показалось, что вы совсем не тот человек, которого я жду…

Никаких новых откровений о Мерседес я не услышу. Напарник (наперсница) Фрэнки полностью зависела от него, была на подхвате и даже получила определенные инструкции на случай, если с боссом случится самое худшее.

К Мерседес это не относится, Мерседес сама была боссом и сама, если понадобится, могла бы сочинить инструкции. Ситуация дельфиньего фаната и его подручной зеркально повторяет мою ситуацию со Слободаном, прими я его предложение о работе вместе…

Иная реальность, вот черт, я возомнила о себе невесть что, упиваюсь своей новой ролью, вместо того чтобы прислушиваться к словам не- Шона и поддерживать разговор с ним.

– Смерть Франсуа. Она кого угодно выбьет из колеи.

– Да. – Бармен внимательно смотрит на меня. – Это верно.

– Но кажется, я все сделала правильно?

– Монета. Монета убедила меня окончательно. Хотя поначалу его идея с монетой показалась мне пижонской, да и вообще… я всегда думал, что Франсуа склонен к театральным жестам.

– Вовсе нет.

– Теперь я и сам знаю, что нет. Эту монету не спутаешь ни с какой другой, беглого взгляда достаточно. А я внимательно ее изучил – в тот последний раз, когда Франсуа был здесь. Он сидел как раз на вашем месте.

В эту секунду я должна бы испытать священный трепет, но не испытываю ровным счетом ничего. Я сосредоточена на одном: не сболтнуть лишнего, но и сказать именно то, что позволит другу Фрэнки безболезненно выйти на главную цель разговора.

А в том, что этот разговор преследует какую-то цель, у меня нет сомнений.

– Вы повели себя странно, – говорит не- Шон.

– Вы тоже повели себя странно.

– Меня можно понять. Несмотря ни на что я надеялся увидеть здесь Франсуа. Надеялся до последнего.

– Я бы тоже хотела, чтобы все сложилось по-другому. Но Франсуа мертв.

Я не щажу чувств безутешного друга. Горячие, порывистые и неопытные молодые женщины по определению лишены сентиментальности. И бармен, проживший долгую бурную жизнь, помноженную на жизни многочисленных посетителей «Cannoe Rose», не может не знать этого.

– Как он погиб?

– Ему перерезали горло. – В своей беспощадности я незаметно дохожу до апофеоза. – Все оказалось много опаснее и много страшнее, чем он предполагал. Чем… Чем мы предполагали.

– Не думаю, что он недооценивал опасность. У Франсуа был нюх на опасность. И он всегда мог адекватно оценить ситуацию.