Георгий Ланской - Право последней ночи

Насмерть перепуганная Ольга молчала, хватая ртом холодный воздух, бьющий из простреленного окна. Как ни странно, но ей хватило нескольких секунд, чтобы прийти в себя. То ли ужасов прошедшей ночи хватило, то ли подсознательно она ожидала найти в каком-нибудь закутке хозяев дома, но шок от увиденного прошел быстро, чего нельзя было сказать о юном солдатике, отнюдь не стойком и к трагедиям не подготовленном.

Закатившийся глаз старухи стал последней каплей, сломавшей Ваньку. Он отшвырнул автомат в сторону и разрыдался, как маленький, выплескивая накопившиеся за эти кошмарные сутки отчаяние и страх. В тишине деревенского дома его клокочущие всхлипы звучали особенно громко, и Ольга, застывшая у дверей, поежилась, внезапно осознав, что бушевавшая за окном вьюга утихла.

Автомат все еще лежал в опасной близости от Ваньки, и Ольга не была уверена, что сумеет схватить его первой. Бросив торопливый взгляд на крышку подпола, она увидела, что торчащая в петлях вилка согнулась пополам. Вряд ли получится выдернуть ее одним движением. Алексей, бившийся в крышку, снова затаился, явно прислушиваясь к происходящему наверху.

Рыдающий мальчишка вдруг пробудил давно похороненные материнские чувства, и Ольге стало невероятно жаль эту заблудшую душу. Так жаль, что она сделала пару неуверенных шагов, присела рядом с ним на корточки и ласково погладила по стриженой почти наголо голове. Ванька вдруг бросился к ней, и Ольга отшатнулась, но он вовсе не собирался делать ничего плохого. Уткнувшись ей в плечо, мальчишка рыдал, обнимая ее за шею, как маленький.

Ольге в голову пришла сумасшедшая мысль, что рядом — ее сын, чудом спасшийся, выросший, живой и теплый. Пальцы на Ванькином затылке затряслись, и она на мгновение сжала их в кулак.

— Ну что ты, что ты, — ласково сказала Ольга, чувствуя, что сама вот-вот разрыдается. — Не плачь, Ванечка, не плачь, все будет хорошо.

— Я ее убил, да? — бормотал Ванька. — Убил ведь? Я не хотел, правда. Я ничего такого не хотел!

— Конечно, нет, — ответила Ольга и снова погладила его по затылку.

«Бедный, бедный, думала она, что же ты наделал и как тебя спасать? И как нам всем выбраться из этого дома?»

Дома, где жила всеми позабытая женщина, в которую попали беспорядочно выпущенные пули. Женщина была напугана до такой степени, что заложила хламом входную дверь, забралась на полати, и там, скорее всего, ей и стало настолько плохо, что она потеряла сознание.

Баюкая Ваньку, Ольга видела спину старухи, куда попало как минимум три или четыре пули. Кровь из этих страшных дыр капала неохотно, по капле.

«Все это время она лежала рядом, на расстоянии вытянутой руки, а мы не поняли, — подумала Ольга, чувствуя внутри противный, склизкий ком вины. — Что нам стоило просто посветить на полати?»

«Ничего не стоило, — услужливо подсказал гаденький голос здравого смысла. — А если бы и посветили, как бы вы ей помогли?»

Никак, скорее всего.

Вьюга утихла, словно и не начиналась. И ночь, наполненная страхом, тоже должна была вот-вот закончиться. Замороженные окна заметно посветлели, став темно-синими. В доме было тихо, только бормотал плачущий Ванька да Алексей в подполе все приподнимал крышку, надеясь сорвать запор.

— Я домой хочу, — скулил парень. — Хочу, чтобы все кончилось, и вообще… чтобы ничего этого не было! Анька виновата, Анька, дура, шалава, тварь конченая! Из-за нее все!

— Тихо, тихо, — шептала Ольга, не зная, кто такая эта Анька и какое отношение она имеет к Ваньке, но, кроме бессмысленных слов, ей нечего было говорить, и она повторяла их снова и снова, как детскую колыбельную. — Успокойся, Ваня, ш-ш-ш… Все обойдется, все будет хорошо…

— Не будет, — пробулькал он. — Ничего уже не будет. Меня поймают и посадят в тюрьму за эту бабку-у-у, а я ее даже не ви-и-и-идел!

— Конечно, не видел!

— И из части я сбежал, и мужика на дороге останови-и-ил, угрожал ему-у-у, и тут еще это все… Но главное, я бабку убил! Какого хрена она туда залезла-а-а… Не хоте-е-ел я, не хоте-е-ел…

Он кашлял, захлебываясь рыданиями, вцепившись в Ольгу, как в спасательный круг, позабыв, что еще несколько минут назад хотел завалить ее в койку. А Ольга беззвучно плакала, жалея и его, и себя, и запертого в погребе мужа, и несчастную бабку, пытавшуюся спрятаться в пустом доме, за подпертой хламом дверью…

Дверью с ободранной обивкой… Точнее, с обивкой, разодранной в клочья.

Ольга вдруг сжалась, схватила Ваньку за затылок и с силой придавила к себе, заглушая его всхлипы. Мысль, мелькнувшая у нее недавно, наконец-то вспыхнула пожаром, застилая горизонт.