Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

— Я люблю тебя, Стелла.

Мы долго держали друг друга в объятиях; и как бы грустно это ни звучало, я много лет не ощущала такой близости со своей дочерью. Меня буквально распирало от красивых слов и обещаний, но я не могла вымолвить ни слова, да в тот момент и не требовалось ничего, кроме этого ощущения близости.

Через несколько месяцев я покинула бюро Микаэля Блумберга, найдя работу в своем городе. Постепенно отношения между мной и Адамом наладились, и Стелла, казалось, стала более уравновешенной. Они с Аминой скоро снова сделались неразлучны, и я начала думать о случившемся как о периоде, который чуть не разрушил нашу семью, но через который мы все же прошли вместе, так что в конечном счете наша семья стала только крепче.

Тогда я еще не подозревала, что настоящая катастрофа впереди.

Прокурор Йенни Янсдоттер вертит в руках ручку в ожидании, пока Амина снова высморкается.

— Стало быть, вы поехали на пляж с Крисом Ольсеном и там вы с ним опять целовались?

— Меня мучили сомнения, — говорит Амина. — Я просто разрывалась — знаете, как бывает.

— И это было в тот вечер, когда был убит Крис Ольсен? Во сколько все это происходило?

Амина пожала плечами.

— Стелла для меня все, — произносит она, словно не слыша вопроса прокурора. — Ни один парень не сможет нас разлучить.

— Но вы его целовали? — спрашивает Янсдоттер. — В какое время все это происходило?

— Я тут же обо всем пожалела. Казалось, я смотрю на все со стороны — словно мне показывают фильм. Я поняла, что поступаю неправильно, и сказала Крису, чтобы он перестал…

Янсдоттер прерывает ее:

— Амина, полиция допрашивала вас два раза. Почему вы ни словом не обмолвились обо всем этом? На допросах вы последовательно утверждали, что вообще не встречались с Кристофером Ольсеном после дня рождения Стеллы.

— У меня не было сил об этом рассказывать. Я думала, Стеллу и так отпустят.

Я перевожу взгляд на присяжных. Шведский демократ откинулся назад, выкатив живот, как после сытного обеда. Спонтанное чувство — что он уже все для себя решил. Рядом сидят две тетки и перешептываются.

В голосе Йенни Янсдоттер слышится искреннее любопытство, когда она задает следующий вопрос:

— Почему мы должны поверить вам теперь, Амина? У вас было много возможностей рассказать об этом полиции.

Я незаметно вкладываю ладонь в руку Адама, но поднять на него глаза не решаюсь.

— Он не прекратил, — продолжает Амина. — Несколько раз я просила его прекратить.

Янсдоттер роняет ручку, но не перестает крутить пальцами, словно бы не замечая этого.

— Он все продолжал и продолжал… — говорит Амина.

У прокурора открывается рот. Теперь до нее доходит. Несколько раз она собирается что-то сказать, но сбивается и снова пытается собраться с мыслями.

— Я сказала ему, что не хочу, — говорит Амина. — Я кричала, чтобы он меня отпустил.

— Почему вы ничего не сказали об этом на допросе в полиции? — спрашивает прокурор.

Амина выдавливает из себя ответ:

— Я — была — девственницей.

Янсдоттер умолкает.

— Я пыталась отпихнуть его, но у меня не получилось. Он прижал мои руки к земле. Я не могла… Я билась, царапалась и кричала, но вырваться не могла.

Выпустив руку Адама, я снова оборачиваюсь и смотрю на Александру. Этого достаточно, чтобы развеять все сомнения. Теперь я понимаю, что это было единственно верным решением. Иного пути просто не было. Все равно никакой справедливости не существует.

Амина пытается совладать с голосом. Отпив глоток воды, она откашливается. Потом смотрит прямо на председателя суда:

— Кристофер Ольсен изнасиловал меня.

Собственно говоря, идея с самого начала была идиотская. К церкви Стелла была настроена враждебно. Что ей делать в конфирмационном лагере?

— Думаю, для нее это будет полезно, — сказал Адам. — Кроме того, она окажется белой вороной, если не поедет.

— Амина тоже не поедет, — возразила я.

— Но ведь она мусульманка.

— Ее папа мусульманин. А Стелла — атеистка.

Почему я не проявила больше настойчивости? Эти мучительные угрызения совести, с которыми мне теперь приходится жить. Почему я позволила ей поехать?

Со временем Адам начал отпускать поводья и постепенно становился более терпимым и рассудительным в отношениях со Стеллой, и мне не хотелось отыгрывать все назад. Поэтому, несмотря на свои опасения, я сдалась; и радость на лице Стеллы еще больше утвердила меня в этом решении.