Людмила Мартова - Бизнес-план счастья

Телефон снова зазвонил, и, посмотрев на экран, Вера вздрогнула от неожиданности. «Гололобов» было написано на нем. Отвечать или не надо? С одной стороны, она не хочет разговаривать с человеком, повинным во всех бедах Молчанского. С другой — зачем-то же он звонит. Вдруг это может иметь значение? Принять звонок или скинуть? Вера медлила, мелодия звонка заливала машину, словно наполняя замкнутое пространство до краев.

Вера представила, что это вода заливается в машину через щели, подкрадывается к щиколоткам, подбирается к коленям, поднимается все выше и выше, норовя попасть в горло и утопить. Она закашлялась, затрясла головой, отгоняя страшное видение, схватила заходящийся в крике телефон, нажала на кнопку ответа.

— Что вам нужно, Сергей Юрьевич?

— Вера, куда ты едешь?

— А вам какая разница? Я еду туда, куда мне нужно, чтобы сделать то, что я должна сделать. Вам это не нравится, да, Сергей Юрьевич? Вынуждена вас разочаровать: я все равно поеду.

— Вера, остановись, не делай этого. Ты совершаешь ошибку.

Волна ярости захлестнула Верину голову, и эта волна была гораздо более мощной, чем до этого воображаемый водный поток, в котором она чуть не утонула. Этот мерзавец еще смеет что-то говорить о ее ошибках! Подлец, подонок, убийца!!!

— Это вы совершили ошибку, Сергей Юрьевич, и не одну. И вы за них расплатитесь, я обещаю.

— Вера, не глупи. Я не хочу тебя останавливать, но чувствую, что придется. Передумай, поезжай домой, пойми, что ты ввязалась в очень опасную игру. Это не шутки.

— А вот пугать меня не надо, Сергей Юрьевич! — Ярость бушевала в крови. Если бы сейчас Гололобов стоял перед Верой, то она, наверное, накинулась бы на него как тигрица. — Я вас не боюсь.

— Дура… — Он пытался сказать что-то еще, но севший телефон, как и Вера, ничего не евший с утра, отключился на полуслове. Вера порылась в сумке, но зарядника не нашла. Скорее всего, он вчера остался на работе. Ну и ладно, зато Гололобов не сможет ей перезвонить.

От его угроз она не заколебалась ни на минуту. Страха не было, только железобетонная решимость. Вера повернула ключ в замке зажигания и отъехала от детской больницы, взяв курс на «Зеленый город». Именно там все должно было наконец закончиться.

Снова пошел снег. Теперь он уже не был похож на манную крупу. Пушистые снежинки ложились на лобовое стекло, сгоняемые дворниками, падали на землю, укутывая дорогу мягким ковром. Отчего-то Вере это казалось добрым предзнаменованием.

По дороге она попала в пробку, к счастью, небольшую, и все же путь до спального микрорайона, в котором жили Молчанские, занял почти сорок минут. Снова захотелось есть, но Вера уговаривала себя, что нужно думать о деле, а уж потом она сможет вознаградить себя за все лишения и волнения сегодняшнего дня. Вот приедет домой, позвонит Асмолову, чтобы приехал за вещественным доказательством, со вкусом поужинает, а потом нальет себе ванну с ароматной пеной, такой же пушистой, как падающий за стеклом снег, и выпьет бокал вина. А потом ляжет спать, прижавшись к сыну, который, слава тебе, господи, жив и здоров, проведет с ним в воскресенье, а в понедельник с утра поедет к СИЗО — встречать Молчанского.

Дальше мысль делала кульбит и сразу перескакивала на что-то неприличное, от чего становилось жарко и тяжело дышать. Вера размотала шарф, которым была укутана шея, и бросила его на соседнее сиденье. Да, она увезет шефа на дачу, чтобы он мог долго-долго принимать душ, смывая с себя тюремный запах, и она влезет к нему под душ, прижмется к его коренастому, плотному телу, обовьет ногами и руками, словно не собираясь больше никогда-никогда отпускать.

В окнах домов «Зеленого города» горел свет. Там, за неплотно задвинутыми шторами, кипела повседневная жизнь, в которой люди встречались за ужином с друзьями, проверяли уроки у детей, обнявшись, смотрели хорошее кино, обсуждали что-то важное, ссорились, мирились, быть может, уже занимались любовью. Вера въехала в четырехугольник нужного ей двора.

Один из домов по-прежнему зиял рваной раной недавнего взрыва, белели кирпичи, торчала арматура. Окна двух подъездов не светились, поскольку людей на время выяснения причин трагедии и последующего ремонта оттуда переселили. Вера дала себе честное слово, что завтра обязательно выяснит, когда к нему можно будет, наконец, приступать. В той войне, которую она вела, было совсем не до ремонта, но в будущей мирной жизни, которая наступит завтра, до него наконец-то руки дойдут.