Джесси Болл - Стоит только замолчать [litres]

инт.:Но в данном случае его не хотели уморить голодом. Его хотели казнить.

дзиро:Вот-вот, так что надо было заставить его есть.

[ От инт. Благодаря престранному и счастливому вмешательству случая, у женщины, которая сдала мне дом, где я проводил почти все интервью, была подруга, чей брат когда-то работал в тюрьме, где Ода Сотацу сидел в камере смертников. Поскольку дело было громкое, истории этого самого брата про Оду, видимо, передавались из уст в уста, все время рассказывались и пересказывались родней и в конце концов дошли до домовладелицы, с которой я имел дело. Узнав, о чем я пишу, она познакомила меня с тем самым братом подруги. Я говорил с ним несколько раз по телефону и один раз при личной встрече в одной лапшевне в Осаке. Это был крайне тщеславный человек лет шестидесяти с лишним, при любом удобном случае скатывался на похвальбу. Даже лапшевня, где мы назначили встречу, была “местечком, где я свой человек”. Он сказал, что договорится и нас обслужат по особому разряду. На деле его там даже не знали. Полагаю, этот человек вообще не видел Оду Сотацу лично, а просто пересказывал всевозможные тюремные байки и истории про Оду Сотацу, излагая их от первого лица, словно сам был участником событий. Явление весьма распространенное, как подтвердит всякий, имеющий представление об устной истории. Но россказни Ватанабэ о тех временах звучат весьма убедительно, даже не знаю почему: то ли он и вправду был знаком с Одой, вправду был на месте событий, то ли просто рассказывал и пересказывал эти истории каждому встречному не счесть сколько раз. В любом случае это был бесценный источник сведений о том периоде, сведений, которые больше неоткуда взять, и я признателен ему за то, что он согласился на разговор.]

[Это, первое интервью было взято по телефону. В (арендованном) домике, где я жил, телефона не было, так что я воспользовался телефоном в здании по соседству.]

инт.:Алло! Господин Ватанабэ?

голос:Одну минуту. Гаро! Одну минуту, пожалуйста.

(Телефонную трубку с характерным шумом кладут на стол.)

(Проходит около тридцати секунд.)

(Телефонную трубку с характерным шумом берут со стола.)

гаро:Господин Болл.

инт.:Большое вам спасибо за то, что нашли время поговорить со мной. Сейчас наш разговор записывается на пленку.

гаро:Понимаю.

инт.:Вы были тюремным надзирателем в исправительном учреждении Л. весной 1978 года?

гаро:Я состоял там в штате с 1960 по 1985 год. Да, можно сказать и так, как вы сказали…

(Смеется.)

гаро:Можете сказать, что в 1978-м я был там.

инт.:И вы как надзиратель отвечали за так называемые камеры смертников, те, с самыми опасными заключенными?

гаро:Те, кто в камерах смертников, – не всегда самые опасные; просто люди часто так думают, но на самом деле это не всегда так. Иногда все совсем наоборот. Определенные виды нападений, определенные виды мошенничества, похищение в доме – как это называется по-английски?

инт.:Незаконное проникновение в жилище с умыслом на похищение человека.

гаро:Да, незаконное проникновение в жилище с умыслом на похищение человека или изнасилование с нанесением увечий. За все эти преступления вам впаяют не самый большой срок. Но надзиратели-то знают. Мы знаем, с кем держать ухо востро.

инт.:Вы этому учитесь?

гаро:По-моему, это просто нутром чуешь. А не чуешь, долго не продержишься. Так что проблема решается сама собой. В конечном счете остаются работать надзиратели, знающие свое дело.

инт.:В то время вы видели Оду Сотацу и контактировали с ним? Человека, которого осудили за Исчезновения в Нарито?

гаро:Я с ним еще как контактировал. Если то, что я расхаживал взад-вперед, смотрел на него, разговаривал с ним, приносил ему еду, считается. Разговаривал я с ним всего три раза. Три раза за все восемь месяцев, которые он там провел. И я пришелся ему по душе. Он больше ни с кем не соглашался говорить.

инт.:Восемь месяцев? Мне сказали, что он провел в камере смертников всего четыре месяца.

гаро:Насколько я знаю, нет. Четыре месяца – это же ужасно мало, ужасно мало. По-моему, я никогда не слышал про такое. Вообще-то для дела о тягчайшем преступлении восемь месяцев – мало. Почти неслыханно. Мы часто говорили: наверно, кто-то ему смерти желает, потому что все было сделано очень быстро – я хочу сказать, его очередь наступила быстро. Его вроде как пропустили без очереди. Вроде бы у него был враг, какой-то министр, который не одобрял, куда катится страна, хотел, чтобы другим было неповадно… не могу сказать. Но с ним было легко. Это я вам могу сказать. Неладов с ним не было, ни разу.