Наталия Антонова - Срезанные цветы

Она облизала пересохшие губы и договорила:

– Только, просмотрев кассету, я поняла, что означала его записка.

– Почему вы не обратились в полицию?

– Шутите? – горько усмехнулась она.

– Нисколько. Во-первых, это изнасилование, во-вторых, изнасилование несовершеннолетнего и, в-третьих, доведение до самоубийства.

– И вы думаете, что дело дошло бы до суда?

– Уверен.

– Может быть… Но прошло семь лет, и они бы легко отделались, а так они заплатили по полной.

– Совершив самосуд, вы погубили собственную жизнь.

– Вы, должно быть, ничего не понимаете. Моей жизни давно уже нет.

– То есть?

– Я умерла тогда, вместе с Данилой. И только моя бренная оболочка продолжала функционировать…

Следователь не нашел о чем еще можно было спросить задержанную и что сказать ей.

Виталий ждал Мирославу на скамейке.

– Ты езжай домой, – сказала она Морису и протянула ему ключи.

– Не надо, я доберусь на такси, – сказал он и быстро отошел.

Когда Волгина подошла к скамье, Виталий посмотрел на нее глазами больной собаки.

– Что мне теперь делать? – спросил он так тихо, что она не столько услышала, сколько догадалась о том, что он произнес, по движению его губ.

– Жить, – ответила она и села рядом с ним.

– Вы ведь не знаете…

– Чего?

– Маргарита оставила фирму мне.

– И что?

– Я не хотел ее брать, но Петр Яковлевич убедил меня. Он сказал, что дети Маргариты погубят ее, пострадают люди, которые на ней заняты, и так далее, – он неопределенно махнул рукой.

– Я думаю, что Тепличный прав, – сказала Мирослава.

– Но как же теперь?! – Он впился глазами в ее лицо.

– Так, как сказал Петр Яковлевич. Ведь люди, работающие в фирме, не могут расплачиваться за то, что когда-то совершила Маргарита Куконина.

– А я? – спросил он растерянно.

– И вы.

Он закрыл лицо руками и остался сидеть неподвижно.

– Знаете что, Виталий, – сказала Мирослава, – поедемте сейчас к Петру Яковлевичу, он ведь, скорее всего, места себе не находит от волнения.

Не давая ему возразить, она позвонила Тепличному, и тот сказал, что ждет их в своем кабинете. Виталий не сопротивлялся, когда она усадила его в автомобиль.

Тепличный ждал их не в кабинете, а внизу. Вдвоем с детективом они довели Виталия до дверей кабинета. Петр Яковлевич открыл дверь, усадил их на диван и велел рассказывать. Говорила одна Мирослава. Когда она замолчала, Петр Яковлевич едва уловимым кивком головы указал ей на дверь. Она мгновенно поняла его и распрощалась, уверенная в том, что оставляет парня в надежных руках старшего товарища.

Вечером приехала Лиза Тимохина. Одна.

– Марк тяжело переживает, – она замялась, – всю эту историю.

– Я понимаю, – кивнула Мирослава.

– Хотя жалеть о том, что мы вас наняли, нельзя, – вздохнула Лиза, – в неведении жить еще страшнее.

Глаза Елизаветы наполнились слезами.

– Машеньке мы, конечно, не скажем, – прошептала она.

Волгина снова кивнула.

– Я чего приехала, – сказала Лиза. – Марк Захарович деньги прислал. Вот. Я их вашему секретарю отдала.

– Хорошо.

– Тогда я пойду. – Она дошла до двери и остановилась: – Как вы думаете, эту девушку будут судить?

– Как же иначе?

– А я ее понимаю, – неожиданно сказала Елизавета и вышла.

Много позднее до детективов дошел слух, что Полуянов женился на Елизавете и она удочерила Машеньку.