Хенсон бросил карту на пол.
— До чего я буду счастлив, когда это кончится!
— Почему?
— Ты мне нравишься такой, какая ты есть, натуральной.
Ванда слегка повернулась, чтобы спросить:
— Ты говоришь я тебе нравлюсь?
— Я имел в виду, что люблю тебя.
Ванда вытащила из своего саквояжа бутылку с краской и перед тем как отправиться в ванную, присела на край кровати.
— Это приятно. Ты понимаешь, что я тебя тоже люблю?
Хенсон погладил шелковистую кожу молодой женщины.
— Уверяю, что это взаимно» — улыбнулся он.
— Я тебе еще не надоела?
— А разве похоже?
— Нет, — призналась Ванда и тоже растянулась на кровати, не выпуская из рук краску. — Я и не думала, что подобное счастье возможно. Обними меня, Ларри. Только на секундочку, прошу тебя!
Ты же знаешь, что случится.
— Это плохо?
— Нет.
Хенсон повернулся на бок и сжал ее В объятиях. Происходящее казалось ему совершенно естественным, так и должны вести себя друг с другом мужчина и женщина. Ванда любила заниматься любовью. Она делала это не по обязанности и не по прихоти. У нее все получалось естественно, как дыхание. И он до сих пор не обманул ее ожиданий. Она прижалась к нему и спросила:
— Как, по-твоему, нам удастся пересечь границу?
Хенсон поцеловал ее в кончик носа.
— Без проблем, если верить механику из Сан-Антонио. Вот потому я и подписался: «А. А. А.» («Американская автомобильная ассоциация»). Если я правильно запомнил, администрация находится на авеню Сан-Бернардо, мне только придется попросить у них туристскую карточку на имя мистера и миссис Будрик для проезда в Мексику. К тому же такой документ действителен в течение шести месяцев, а не тридцати дней, как нам заявили в Чикаго. А за шесть месяцев никакой черт не помещает мне упорхнуть очень далеко.
— А язык?
— Я говорю по-испански, как по-английски. Я изучал его в колледже и с тех пор постоянно практиковался, пользуясь любой оказией, например, беседовал с нашими инженерами, возвращавшимися из Латинской Америки. Кто знает? Возможно, я предчувствовал наше с тобой путешествие.
— Внимание! Мои губы находятся рядом с твоими.
Хенсон поцеловал Ванду в висок и принялся искать бумаги Джима Будрика в кармане пиджака, висевшего на спинке стула. Они были в полном порядке и содержали паспорт с темной фотографией и свидетельство о рождении. С перекрашенными волосами, побритый, Хенсон походил на него так, как только может оригинал походить на старый снимок. Он положил документы обратно в карман. Нет, у них не должно возникнуть неприятностей при переезде через границу. А как только они минуют Рио-Гранде, никто уже не станет интересоваться бумагами. У Будрика не было семьи. Единственная опасность заключалась в том, что им мог встретиться человек, знающий о смерти Будрика и знакомый с Хенсоном, который начал бы вопить на всех перекрестках, кто они на самом деле. Ванда облизнула пересохшие губы и промолвила:
— Может, тебе уже хватило меня? Ты предпочел бы, чтобы я занялась своими волосами?
— Нет,— ответил Хенсон и притянул ее к себе.
С блестящими от счастья глазами Ванда спустила босые ноги на пол и встала.
— Вот теперь хорошо,— заметила она.
Хенсон смотрел на нее, пока она не исчезла в ванной комнате. Потом подобрал с пола брюки и трусы и положил их на стул рядом с пиджаком. Снова растянувшись на кровати, он опять и опять задавал себе вопрос: кто же мог убить Ольгу? В газете, купленной в Сент-Луисе, он прочел, что перед смертью Ольга была изнасилована. Какая горькая ирония для Ольги — умереть подобным образом.
В той же газете писали и о смерти Коннорса, но ни одно из преступлений не связывалось ни с Хенсоном, нй с Вандой, ни с их исчезновением из Чикаго. Это беспокоило его. Лейтенант Эган мог специально прикинуться простачком, беседуя с Хенсоном. Но Хенсон уже тогда понял, что лейтенант знает свое дело. Более того, бегство Хенсона в компании с Вандой представляло Эгану возможность обратиться в ФБР, а тамошние джимены были тонкими штучками. Напав на след, они не останавливались, пока не доводили дело до конца.
Не исключено, что полиция затеет с ними игру, как кошка с мышкой, пока не задерживая Хенсона и Ванду, а в действительности заманивая их в западню.
От подобной перспективы у Хенсона на лбу выступил холодный пот. Чтобы немного успокоиться, он закурил сигарету. Еще ему хотелось напиться. Как только Ванда закончит с волосами, они пойдут обедать, и как следует выпьют. Он надеялся, что алкоголь ему поможет. Впрочем, он не успокоился бы даже тогда, когда они достигли бы Мозамбика и устроились на работу. Даже там он не перестанет нервничать. Всю свою жизнь он будет бояться.
Читать дальше