Мишель Бюсси - Помнишь ли ты, Анаис? [сборник]

– Хорошо, согласна, ваша гипотеза выглядит вполне логичной. Но в 1826-м? Что произошло в 1826-м?

Он настороженно озирается. Ни дать ни взять чайка, высматривающая рыбу.

– Теперь нам известно, что в 1826 году красавица-актриса бежала от своего любовника, который был не кем иным, как Виктором Гюго. Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, по какой причине они поссорились. Гюго недавно стал отцом – возможно, его мучила совесть, не исключено, что Анаис хотела от молодого человека большего, чем любовная связь. Одно я знаю точно… – Голос его становится глуше, серьезнее. – Я обнаружил это после долгих лет поисков в письме Жюля Трюфье, известного актера, друга Гюго, Меленга и Вёль-ле-Роз. Трюфье рисует не очень лестный портрет Анаис Обер, пишет, что женской прелести в ней было больше, чем таланта, ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Но главное…

Александр снова медлит. Ну почему я должна все вытягивать из него клещами?

– Главное?

И Александр решается:

– Но главное – Трюфье намекнул, как и Меленг в вашем письме, что Анаис Обер спрятала какой-то секрет здесь, в Вёле, – секрет, с которым она бежала из Парижа. Трюфье, однако, высказался гораздо конкретнее Меленга.

Еще одна бесконечная пауза. Я вздыхаю, и он продолжает:

– Трюфье утверждает, что Анаис Обер из ревности украла рукопись молодого Гюго! Оригинал пьесы, романа или эссе – точно неизвестно. Гюго работал в 1826-м над «Кромвелем». Анаис говорила своему окружению об этом таинственном тексте, который она похитила. Вот этот автограф Гюго я и ищу много лет. Всю жизнь!

Я молчу – дыхание перехватило.

Александр говорил еще долго. Больше часа. Высказал множество соображений о таинственной рукописи, с 1826 года ожидающей своего часа где-то в Вёль-ле-Роз. Соображения, впрочем, были скорее финансового, чем культурного плана. Сколько может стоить рукопись Виктора Гюго? Неизданное произведение самого, быть может, известного в мире писателя? Миллионы? Десятки миллионов? Столько же, сколько полотно кисти прославленного мастера? Или даже больше?

Мало-помалу до меня начало доходить, что я единственная, не считая Александра, посвящена в эту тайну. И всему виной письмо Меленга. На меня как будто обрушилась скала.

В какую безумную историю я влипла?

Вёль-ле-Роз, 25 января 2016

Сегодня утром я опаздываю. Анаис не одета, мы не позавтракали. Я еще стою под душем. Этой ночью я снова спала меньше трех часов. Так мне долго не выдержать.

Вода идет едва теплая.

В этой развалюхе все прогнило и вышло из строя. Вода из душа больше попадает на пол и стены, чем в чугунную ванну. Я невольно, в который уже раз, прокручиваю в голове откровения Александра. Анаис Обер – любовница Виктора Гюго. Украла рукопись, увезла ее далеко, очень далеко, и спрятала на краю света.

Вода из чуть теплой становится холодной. Я ерошу пальцами волосы, пытаясь их прополоскать.

Здесь, в этом самом – теперь моем – доме, остановилась Анаис Обер в 1826-м. Брось, урезониваю я себя. Все это только домыслы, чистое безумие. Ты должна думать об открытии магазина через четыре месяца, должна рисовать. Вот-вот придет Мартино.

Звонит телефон.

Мне вдруг становится страшно. Предчувствую, что услышу давешний голос.

Я перешагиваю через край ванны, забыв, что подо мной мокрый пол, и, даже не прикрывшись полотенцем, голая, бегу через комнату. Хватаю трубку.

Анаис в комнате нет – наверное, играет на кухне. Я подношу трубку к уху.

И слышу голос, от которого леденеет затылок. Все тот же безымянный голос. На этот раз испуганный.

Ваша дочь, боже мой! Ваша дочь на кухне.

Я ору как резаная, бросаю трубку, мчусь туда, ныряю в густой пар и слышу бульканье кипящей воды.

И вдруг как стоп-кадр, как при вспышке молнии. Анаис стоит на стуле. Ее рука в двух сантиметрах от кастрюльки. Я отчаянно кричу:

– НЕТ!..

Она уже почти коснулась раскаленного металла. Я срываюсь на нутряной, животный вопль:

– НЕТ, АНАИС!

Малышка замирает. Стул покачивается, словно раздумывая, не рухнуть ли на газовую плиту, и вновь опускается на четыре ножки. Я хватаю одной рукой Анаис, другой отодвигаю кастрюльку и выключаю газ.

– Детка, деточка моя.

Ее сердечко бьется у моей груди.

– Ты меня намочила, мама.

Я голая и мокрая.

Плохая мать. Безумная. Безответственная.

Телефонная трубка так и висит на проводе.

Я поднимаю ее, подношу к уху.

Тишина, никого нет.

Никого в кухне.

Никого в доме.