Владимир Двоеглазов - Отдельное поручение [Повесть]

«Зачем на оленях? Мы люди современные: на вертолете. Обязательно Хорова разыщем. Он ведь сразу сказал, что лодку взял у Хорова?»

«Да».

«Вот этим, я думаю, нам и придется заняться в ближайшее время».

«Насчет транспорта уже договорились?»

«Аэропорт с большой готовностью предоставляет вертолет. Кстати, как у вас дела с вертолетчиками?»

«Состава преступления пока не усматриваю. В конце концов, Ледзинская сама их отпустила. Судя даже по рапорту».

«Не совсем так, мне кажется. Ведь они ее обманули. Во-вторых, она не задумывалась над тем, есть ли там люди, и даже разговора об этом не слышала… Впрочем, состава может и не быть…»

«Но гражданином быть обязан?»

«Совершенно верно. Поэтому я посоветовал бы вам, если позволите, довести дело до конца. Далее. В рапорте указано о каком-то сообщении для БХСС. Об этом не думали?»

«Думал. Видно, что-то Хоров ему рассказал. В общем, теперь все дело в Хорова упирается. Я уже сам собирался его разыскивать. Добираться к нему трудно».

«Ничего, доберемся. В связи с пропажей пистолета это просто необходимо».

«Да. Я, пожалуй, тоже с вами полечу».

«Я бы вам предложил иной вариант. У нас ведь один сотрудник работает в Кедровом среди рабочих сплавучастка, другой — на буровой. Так вот, я считаю, что вам лучше здесь оставаться, координировать наши действия, а то мы и так все разбросаны… У вас ведь не только пистолет, а все в целом, вплоть до морали. Так что оставайтесь, а мы слетаем. Полечу со следователем, Антонова знаете?»

«Да, конечно».

«Вот мы с ним все хорошенько постараемся разведать. И протокол осмотра напишем, если понадобится. А вы, чтоб дело выглядело постройнее, можете оформить это нам, как отдельное поручение…»

«Видите ли, дела-то, собственно, еще и нет. Я пока не возбудил…»

«Не возбудили?! Впрочем, извините, что удивляюсь, вам виднее…»

Когда вступили в урочище по тракту, идущему от берега, поселок открылся весь как на ладони. Большой дощатый гараж был по ту сторону балков, заслоняя собой только один из них, стоящий на отшибе.

Тракт, выйдя к урочищу, пересекал поселок не прямо, а сворачивал влево, потом вправо, образуя зигзаг и отсекая один балок с юго-восточной стороны поселка. Сделано это было, видно, не без умысла: если бы тяжелые трелевочные машины ходили прямо через поселок, то они — даже при слабом ветре — беспрестанно осыпали бы песком людей и строения, а главное — стоящий под навесом двигатель электростанции, который при таких условиях эксплуатации быстро бы вышел из строя. Грязно-белый подъягельный песок покрывал, как в пустыне, все пространства урочища.

Цветкову пришло на ум, что тот, отрезанный трактом, одинокий балок они так и не осмотрели. Да, он припомнил: они добрались до песчаной дороги, намеченной двумя вдавленными ребристыми колеями, и, не пересекая ее, повернули к берегу. Там же, в том месте, где они вышли к дороге, оставили пальто и портфели.

Внешне балок ничем не отличался от других, разве что своим расположением, и Цветков не рассчитывал найти здесь что-либо особенное. Привлекала одна деталь: дверь была приперта колом. Это, конечно, ровно ни о чем не говорило. Есть люди, настолько приученные или приучившие себя к порядку, что, даже покидая жилье навсегда, они приберут все внутри, а потом аккуратно прикроют за собой дверь. Цветков не волновался, как прежде, когда они бежали к балку с антенной, но что-то подхлестывало его осмотреть жилье. Пусть даже лишняя корка хлеба окажется, в их положении и это немало.

Подойдя ближе, он различил следы перед дверью. Следов, конечно, по всему поселку было видимо-невидимо, но почти все они были размазаны дождем или ветром; здесь же, перед дверью, следы сапог были резкие, с четким рисунком подошвы. Это могло, разумеется, оказаться случайностью: мало ли почему лучше сохранились следы, но гадать нужды не было — вот он, сам балок.

Цветков отбросил в сторону кол, отворил дверь и вошел. Его бросило в пот. Балок был обитаем. Еще не успев осознать все как следует, оценить неповторимый запах жилого помещения, он почти бессознательно, по привычке, выработанной жизнью в урмане, наклонился и тронул ладонью бок железной печки. Она была теплая. Тревога охватила лейтенанта Цветкова.

«Старший следователь прокуратуры младший юрист Хомяков взял объяснение у Истомина Константина Яковлевича, 1949 года рождения, уроженца г, Ханты-Мансийска, проживающего по ул. Авиаторов, 3, кв. 8, русского, члена ВЛКСМ, второго пилота Ми-4, несудимого».