Лоуренс Блок - Рассказы [компиляция]

Потом у меня было несколько встреч с тюремным психиатром. Я рассказал ему, как много мне приходится работать и в каком диком напряжении я постоянно нахожусь. Это, надо сказать, произвело на него сильное впечатление, в результате чего моя «торговля» десятидолларовыми банкнотами была признана естественным последствием производственного стресса. Что-то вроде символического отторжения плодов опостылевшего труда. Я попросту вступил в схватку с перенапряжением по службе, пытаясь освободиться от тех материальных ценностей, которые она мне приносила.

Мы обстоятельно обсудили с доктором все эти вопросы, и он сделал по ходу бесед массу подробных пометок в своем блокноте. С учетом того, что ничего противоправного в моих действиях обнаружено не было, мне не предъявили никаких обвинений и вскоре я снова очутился на свободе.

Два месяца спустя я схватил свою пишущую машинку и что было сил швырнул ее в окно офиса. Она грохнулась на тротуар, чудом не зацепив лысину трубача из «Армии спасения». Вслед за машинкой полетели пепельница, авторучка и мой собственный галстук. Затем я подбежал к окну, намереваясь последовать за выброшенными вещами, но тут ко мне сзади подскочили сразу трое моих сослуживцев, принявшихся выкручивать мне руки, чему я сопротивлялся с веселым неистовством.

Потом я ударил свою секретаршу — прекрасную в общем-то женщину, преданную и опытную во всех отношениях, — в зубы, сломав ей один из резцов, пнул нашего рассыльного в голень и саданул одного из деловых партнеров кулаком в живот. Вел я себя довольно дико, так что им пришлось изрядно попотеть, чтобы утихомирить меня.

Вскоре после этого я оказался в палате Сан-Энтони.

Как я уже сказал, место это было довольно приличное и временами мне там по-настоящему нравилось. Мы были полностью освобождены от какой-либо ответственности, так что человек, который не провел некоторую часть своей жизни в сумасшедшем доме, попросту не мог бы в должной мере оценить грандиозность масштабов нашей свободы. И дело даже не в том, что меня никто не заставлял ничего делать — нет, все гораздо глубже.

Попробую объяснить. Я мог быть тем, кем мне хотелось быть, а потому можно было совершенно не следить за внешней стороной проявлений моих помыслов. Ни малейшего намека на всякую там благовоспитанность или вежливость. Если кому-то хотелось послать медсестру к черту, то он прямо так и делал; вздумал кто-то по какой-либо причине помочиться на дверь — пожалуйста, будь любезен, иди и мочись. И никому не надо выдумывать никаких объяснений, оправданий и притворяться, чтобы казаться здоровым. Если уж на то пошло, будь я здоров, так вообще бы там никогда не оказался.

Каждую среду Мэри навещала меня. Одного этого было достаточно для того, чтобы по уши влюбиться в Сан-Энтони. Не потому, что она навещала меня раз в неделю, а потому, что шесть дней из семи я был избавлен от ее общества. Я прожил на этой планете сорок четыре года и двадцать один из них был женат на Мэри, причем каждый год ее существования бок о бок со мной становился всё более невыносимым. Как-то однажды, — это было несколько лет назад — я задумался над возможностью развестись с ней, но меня удержали от этого шага непомерные материальные расходы. По словам адвоката, ей в случае развода отошли бы дом, машина и основная часть моих любимых вещей, не говоря уже о выплате ежемесячных алиментов. Одним словом, я навеки остался бы нищим, а потому до развода дело так и не дошло.

Как я уже сказал, Мэри навещала меня раз в неделю, по средам. В такие дни я вел себя очень мирно. Я вообще был довольно спокойным пациентом Сан-Энтони, если не считать отдельных вспышек моего темперамента. Боюсь, однако, что моя враждебность по отношению к жене все же давала о себе знать. Временами я отпускал вожжи своих параноидных импульсов, обвиняя ее в совершении всяких гнусных поступков, заставляя признаваться в том, что она завела шашни с тем или иным из моих друзей (как будто кто-то из них действительно пожелал бы лечь в постель с неряшливой старухой) и вообще вел себя с ней крайне омерзительно. Но она, как последняя дешевка, продолжала регулярно, каждую среду, навещать меня.

Визиты к психиатру (это был не мой личный психиатр, а просто больничный врач, который следил за моим состоянием) проходили довольно неплохо. Это оказался весьма толковый мужчина, с большим интересом относившийся к своей работе, так что я с удовольствием проводил с ним время.