Алексей Наст - Распутницы

— Это такой мужик, у которого периодически происходят месячные, — заявил Ребров.

— Фу, — скривилась Каузина.

Одоева, хмыкнув («Лучшего я от вас и не ждала!»), молча ушла. Мужчины достали сигареты, собираясь покурить.

— Идите-ка вы отсюда, друзья мои! — решительно погнал их Егоров.

— А чё?

— Я работаю.

— Кислый ты сегодня… На газетку, почитай на досуге. — Урюпин бросил газету на стол Геннадия.

— Давайте, давайте, выдвигайтесь из кабинета! — остался непреклонен Геннадий.

— Что читаешь? А, дело того гада, который нашего убил…

— Идите, говорю.

— Геннадий Андреевич, я тоже покурю, — встал из-за стола Ребров.

— А я — в дамскую комнату! — соскочила со стула Каузина.

— Идите все!

Оставшись в одиночестве, Егоров развернул газету. «Менстр вышел на охоту!» Что это за горячий репортаж из УВД? Уж не по его ли душу? Давит криминал — шевелись, следак: или пан — или пропал! Надо связаться с газетёнкой и выяснить, о чём статья.

Телефон с определителем номера на столе Геннадия запиликал. Номер не определился.

— Слушаю.

— Егоров? Тебе же вчера велели не копать дело! У нас везде свои люди. Сиди тихо и готовь освобождение. Не дури… — В трубке сорвались гудки.

Геннадий сглотнул слюну и огляделся. В груди нервно стучало сердце — уже доложили, что он просматривает дело Игошина. Боятся бандюки, что он раскусит изюминку. Кто же им сообщил? Кто-то из находившихся здесь. Урюпин заглянул в дело и громко сказал: «Это дело того гада, который нашего убил». Слышали все, кроме ушедшей в коридор Одоевой. Своих юных голубков Егоров отбросил — им верил как самому себе. Оставались Урюпин и его соколы: Николин и Тугаев. Суки продажные! Но что же делать? Чтобы спасти отца, нельзя сидеть сложа руки! А он должен не трогать Игошина, выдумывая способ, как выпустить его в лапы подельников…

Геннадий задумчиво убрал дело Игошина в несгораемый шкаф. Вернулся смеющийся Ребров. Заметив серьёзное лицо шефа, показательно погрустнел и, вздыхая, занял своё место за столом с бумагами.

Геннадий захотел глотнуть свежего воздуха — душно.

— Я пройдусь.

Он покинул кабинет. Итак, он на виду. Если предпримет какой-нибудь шаг, воры погубят отца, да и его самого, а подельника вытащат другим способом.

Егоров спустился за данными судмедэкспертизы. Они были готовы ещё вчера, но приключение с нападением в аллее смешало все планы.

— Привет, Сева.

— А, Гена, привет! — Медэксперт строчил что-то в своей пухлой тетради.

— Что у нас с девушкой?

— Секунду. — Медэксперт отвлёкся, вытащил из ящика стола несколько исписанных листков. — Как и предполагалось — изнасилование. Там анализ спермы. Она была девственницей — ранка после ещё свежая.

— Мне говорили соседи в её доме — она шлюха.

— Может быть и такое. Секс — он ведь разнообразен. Вагинальный, оральный, анальный. Можно быть шлюхой, оставаясь девственницей.

— Ты прав, — вздохнул Егоров.

Свернув листки в аккуратную трубку, он пошёл во двор управления — там был буфет. Захотелось горячего кофе и беляшей.

Купив кофе и ватрушку — беляшей не было, он сел за стол, покрытый клетчатой клеёнкой. Итак, он на виду… Значит, удар надо нанести с тыла. Бандюки следят только за ним, поэтому выведать подноготную и найти способ избежать огласки изнасилования отцом Зин сможет только другой человек. Опытный человек. Но кому Геннадий мог довериться? Получается — никому.

— Ватрушки пожираешь? — В буфет вошла Лизка Одоева.

Она тоже купила кофе, села рядом.

— Кто отделал-то?

— Ты мне обязана помочь.

— С какой стати?

Егоров пожал плечами:

— Просто так.

— Почему я?

— Ты профессионал.

— А сам?

— Нельзя.

— У тебя в управлении полно друзей.

— Друзей ли?

Лизка задумалась, стала пить кофе мелкими глотками. Глядя на неё, Геннадий понял, что именно она в состоянии ему помочь.

Когда Одоева пришла в управление на должность помощника следователя, опера сразу взяли её в оборот, поняв её натуру, и раскрутили на секс. Она давала всем подряд, сближалась жадно, стонала, царапалась. С ней развлекались все мужики в управлении, даже заезжие генералы-проверяющие, все, кроме Геннадия. Не то чтобы она ему не нравилась — Лизка девка красивая, и не брезговал он ею, а вот считал, что переступит через себя, если спутается с ней. Через два месяца бурной службы Лизка вдруг обрезала: «Всё, парни, баста! Замуж выхожу!» Окрутила какого-то журналиста…

После свадьбы к ней пытались подъехать: давай, мол, подруга, подсуетись, дело для тебя привычное… Особенно наседал Урюпин, но Лизка очень жёстко пресекла домогательства: