И была у нее мечта, идея, чтобы Иван профессионально выучился музыке. Потому что в ранней юности бабушка Коровкина была влюблена в одного гитариста из филармонии, который напевал ей у костра: «Милая моя, солнышко лесное…» «Научишься, — говорила бабушка внуку, — играть на гитаре, все девчонки твои будут». А Коровкин тогда еще не хотел, чтобы все девчонки были его, а хотел он стоять в воротах дворовой команды и быть Ринатом Дасаевым.
Сначала бабуля силком таскала внука в музыкальную школу, а когда он стал вероломно сбегать с сольфеджио, подошла к делу с выдумкой. Купила Ивану знатную испанскую гитару, с которой не стыдно было появиться во дворе. А потом парню стали приходить письма от соседа, который отдыхал на зоне. В этих письмах сосед-сиделец присылал Ивану ноты и тексты песен, написанные его другом-сокамерником, последним романтиком блатного мира.
Много забавного рассказывал в своих письмах сосед и про самого друга, которого звали Ваня Таганский. Была там история, как Таганский делал подкоп из карцера и прорыл тоннель до кабинета начальника тюрьмы. Была и байка про то, как Ваня ходил в кружок выжигания, чтобы выжечь панно с портретом Маши Распутиной, да доски в определенных местах не хватило.
Наверное, с педагогической точки зрения бабуля поступала неправильно, но цели своей она достигла — внук на полную катушку увлекся музыкой. Снова стал ходить в музыкальную школу, чтобы суметь прочитать ноты и наиграть присланные из зоны песни.
А вечерами он эдаким Шуфутинским выходил во двор и пел разученные за день баллады в компании соседских пацанов, рассказывая им потешные истории про Таганского. И, ясное дело, к Коровкину в скором времени прилипла кличка Иван Таганский. А потом пришел с отсидки сосед и долго таращился на пацана, когда тот задал вопрос о последнем романтике блатного мира.
Ну, парень тут же догадался, в чем дело, и побежал к бабуле кидать предъяву. В ответ на его упреки бабушка, попыхивая трубкой у открытого окна, хладнокровно заметила, что каждый верит в то, во что хочет верить. Это потом уже Ваня смекнул, что сам был дурак, и если бы хорошенько подумал, то мог бы догадаться, что незачем взрослому мужику писать письма соседскому малолетке, а тогда он всерьез обиделся на старушку и даже уехал из дома.
В Москве Коровкин поступил в музыкальное училище, а по вечерам лабал в кабаках, исполняя песни из репертуара Таганского. Вскоре на Ивана свалилась популярность, а с нею и шальные деньги. Все закончилось так, как должно было закончиться. На одной из шумных гулянок избалованный славой бард дал в глаз особенно назойливому братку, который на самом деле оказался милиционером на задании.
— Что пришлось отсидеть — туфта, — с горечью закончил свой рассказ Иван Таганский. — Я жалею, что больше не довелось с бабулей повидаться… Я мечтал написать песню «Трубка моей бабушки» в память об этой удивительной женщине. Гарик Сукачев меня опередил. Ты, Натали, очень на нее похожа. Даже привычки. Трубка вот. Давно куришь трубку?
— Еще со школы, — грудным голосом сказала Оганезова и, поиграв бровями, засмеялась русалочьим смехом.
* * *
— Гришечкина, это невозможный мужчина, — делилась впечатлениями подруга, вернувшись рано утром из комнаты в Сокольниках.
Я ее восторгов не разделяла. Во-первых, когда они сбежали из-за стола, а за ними откланялись и телевизионщики, основной удар пришлось взять на себя именно мне, рассказывая любопытным молдаванам все, что известно об этом деле, и исполняя, в меру своих слабых сил, песню Таганского про беду. Петь мне было не в радость. Переволновавшись за эти дни, я мечтала поскорее сбежать в нашу комнату и завалиться спать. Тогда гитару взял Мирча, а ко мне подсели соседки с разговорами о своем, о женском.
— Вот так вот и бывает, когда хочешь казаться лучше всех, — наставительно проговорила Лючия, баюкая на руках хнычущего младенца.
— А мне жалко Светлану, — стала упрямиться Иляна.
Она полулежала на столе, по-бабьи подперев правой рукой щеку, и пальцем левой руки задумчиво водила по узорам клеенчатой скатерти.
— Как с детства у нее жизнь не заладилась, так она, бедненькая, до конца и маялась… — печально добавила она.
— Маялась она! — усмехнулась повидавшая жизнь Лючия. — Кто твою Светлану неволил в преступную группу вступать? Может, ее кто-то с ножом к горлу заставлял камушки через границу перевозить?
— Она просто хотела жить хорошо, — сочувственно вздохнула молодая жена Мирчи.
Читать дальше