Ирина Андросова - Мечта на вешалке

— Через полчасика милости просим к нам за стол! — обрадовались соседи нашему приходу.

Но Наташка, маршируя по коридору, как генерал по плацу, отрицательно тряхнула головой, не пускаясь в объяснения причин своего отказа. Я так вообще не понимала, что мне делать, разуваться или нет. Ведь ключи от входной двери и комнаты теперь остались только у меня, и Оганезова настойчиво советовала мне сходить в металлоремонт, чтобы заказать дубликаты, а оригиналы отдать ей. Идти мне жутко не хотелось, потому что было лениво. Да и страшновато.

А ну как убийца шарахнет меня в подъезде по голове мешком с грязным бельем, не дожидаясь запланированного Наташкой покрова темноты? Или, опять же, прирежет остро заточенным скальпелем, похищенным в процедурном кабинете из стерилизатора… Или, не ровен час, скрутит по рукам и ногам да и запихает в рот шоколадную конфету «Мишка на севере», щедро приправленную мышьяком?

В общем, соваться на улицу, честно говоря, я побаивалась. И в конце концов мне кое-как удалось отбиться от Оганезовой и металлоремонта, сославшись на сильную усталость и головную боль.

— Тогда, чур, я твои ключики оставлю себе, а то мне завтра в поликлинику идти, больничный продлевать, — разливая по чашкам позавчерашнюю заварку, поставила меня в известность Оганезова. — Думаю еще недельку поболеть. Что это за брелок у тебя такой убогий? — брезгливо сморщилась подруга, рассматривая облезлый пластмассовый прямоугольник со стершейся надписью «West» на торце, который я выложила перед ней на стол.

Еще бы не убогий. Я, как последняя дура, умудрилась купить ради этой ерунды целый блок совершенно не пригодных для курения сигарет якобы немецкого производства и получила в подарок вот эту вот прелесть, которая уже через неделю полиняла, обтерлась и превратилась черт знает во что. А вот замечательный брелочек, шикарный, красивенький, с поросенком — розовой спинкой, которым я собиралась заменить это убожество, у меня украли злые люди вместе с тем самым палантинчиком, о котором и вспоминать не хочется.

Все это я объясняла Оганезовой, пока переодевалась в домашние джинсы и просторную футболку.

— Ты, девочка моя, не беспокойся, с работы придешь, позвонишь, и я тебе открою, — пообещала подруга, пряча ключики в карман халата.

С одной стороны, меня порадовало, что Наташка окончательно не списывает меня со счетов, раз говорит про завтрашнюю работу. Значит, она в самом деле думает, что сможет меня защитить от убийцы и я останусь жива. Но, с другой стороны, про собственноручное открывание двери Оганезова явно загнула.

— Ага, — подвергла я сомнению ее слова. — Когда это ты реагировала на звонки в дверь?

— Ну, не я, так кто-нибудь из соседей откроет, — дернула плечом Наташка. — Подумаешь, пару раз не услышала, так сразу гадости про человека надо говорить. Давай-ка лучше обсудим, как мы будем действовать в экстремальных условиях сегодняшней ночи.

Интересно, сколько она завтра будет искать ключи, которые сунула в халат? Час? Два? Или всю первую половину дня? Но Оганезова — человек бывалый, ей не привыкать перетряхивать весь дом в поисках какой-нибудь мелочи, а потом, когда поиски ей окончательно наскучат, звонить мне и узнавать, где лежит пропажа.

Мы уселись за стол и стали пить холодный чай, и я в который раз за этот день выслушала подробный рассказ Оганезовой, как Иван Таганский придет меня убивать. Наташка так аргументированно обосновала мотивы, по которым артист непременно это сделает, что ни у нее самой, ни тем более у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что так оно и будет.

Но время от времени в моей памяти всплывали то телевизор, разлетевшийся на мелкие кусочки в каком-то сантиметре от моей головы, и застывшая рядом с ним Анна, растерянно взирающая на дело рук своих, то изобретатель биоклея Круглов, с загадочным видом воровато покидающий процедурный кабинет.

Когда в одиннадцатом часу вечера в дверь комнаты осторожно постучали, я тихо ойкнула, подозревая, что час «икс» настал еще до того, как я заняла свое место согласно указаниям технического руководителя операции по задержанию преступника.

Не дожидаясь разрешения войти, дверь медленно поползла в сторону, и в дверном проеме показалась улыбающаяся физиономия Иона, того самого, который спал на сдвинутых стульях. Вместе с молдаванином в комнату вползло облако зловонного дыма, пахнущего ладаном и аммиаком одновременно. Продолжая глупо улыбаться и не замечая побочных ароматов, которые он принес с собой, племянник Богдана Осиповича поманил меня пальцем и шепотом позвал: