Юлия Михалева - Невидимые

Приди эта сука обратно — ее ждала бы просто хорошая трепка.

Но она не явилась. Ни утром, ни днем. Минула вторая ночь — а ею и не запахло.

Вот дешевка! Неспроста ведь так ныла. Давно что-то замыслила. Ишь ты — кается да сожалеет. Куда там. Видать, кого пожирнее ухватила.

Обвела вокруг пальца, паскуда.

Алекс до боли сжал челюсти.

Мало того, что Маруська сбежала — так еще и совсем не известно, с кем. Кому и что она теперь разболтает — разумеется, выгородив себя?

И ведь никто не признавался, с кем она спуталась. Он аж кулак разбил о потасканную рожу ее лживой служанки — бесполезно. Похоже, Маруська настолько щедро платила. Деньгами Алекса. Без его помощи она бы их ни в жизнь не раздобыла.

Щукин продолжал верещать.

— Чего тебе надо? Разрешение? Тогда валяй, играй.

Распорядитель замолк, со страхом глядя на Алекса.

— Но… как? Как мы справимся без госпожи Елены? Что тут можно поправить, когда представление — через несколько часов?!

— Ты чего ныл? Хотел играть? Все, играй! И попробуйте только провалиться.

— Но… Помилуйте! У нас и без того имелось лишь семь человек актеров на тринадцать ролей, — в глазах Щукина блеснули слезы. Алекс с трудом утерпел, чтобы не вернуть их обратно. — Из господ мы оставили лишь Вершинина, Тузенбаха и Соленого, как я вам и рассказывал. И надеялись, что должным образом представим хотя бы дам… Однако вы ведь гений, Алексей Иваныч! Верно: мы откажемся от Натальи — и тогда Драгунская станет Ириной.

Жирная да румяная ряха Щукина едва не треснула от радости.

Загоревшись, он бросился было на шею Алексу — но вовремя отпрянул. Поспешил из Маруськиной гримерной.

— Где Драгунская? Драгунская! Надежда, ты будешь Ириной. Играем! Играем, дамы и господа!

Двумя большими глотками Алекс допил бутылку и запустил ею в гримировочный стол. Тройное зеркало взвизгнуло и волной осколков схлынуло в комнату.

— Моя собственная гримерная. Моя мечта, — передразнил он Елену Парижскую.

Подойдя к столу, Алекс взял тюбик и выдавил черную, как вакса, мазь прямо в центр ковра. Туда же всыпал всю дрянь, что Маруська на себя мазала. Порошки, притирки, белила да помады. С радостью растоптал. Банки и пузырьки с духами, что оставались, просто смахнул, глядя, как они разлетаются.

Затем перебил все вазы и фарфоровые горшки. Отломил дверцу гардероба, достал из кармана нож и принялся резать платья, корсеты и панталоны, отбрасывая ошметки в черную вязкую лужу.

За дверью слышались попискивания. Тихие, уважительно-боязливые.

Вспоров кресла и кушетку — однажды Маруська сношалась с хахалем прямо на ней — Алекс переломал мебель о стены. На закуску высадил окно стулом и остановился, пытаясь отдышаться. Пот лил градом, но горячий липкий воздух не остужал.

Он найдет их обоих — его и ее. Найдет и своими руками распорет каждому брюхо, вот как этой сальной кушетке.

Но сначала — изрежет в лоскуты подлую смазливую рожу.

Маленький Петька покраснел и покрылся сыпью. Он натужно кричал, и Макар взял сына на руки, чтобы утешить. Но Петька начал брыкаться, ревя еще громче.

— Дай я, — предложила сестра.

Однако и у нее ребенок не успокоился.

— Что с ним такое? Ведь не младенец же. Голоден?

— Мы его сегодня кормили… Видно, захворал.

Макар снял со спинки кровати поношенную, но чистую рубаху.

— Пойду, поищу чего. Хоть и воскресенье, а руки могут кому сгодиться.

Дашка смотрела с недоверием.

— Совсем худо нынче с работой, — в оправдание заметил Макар.

— А что другие? Те, с кем ты прежде ходил на завод?

— Ну…

Те, кого после ареста отпустили, как и самого Макара, рассыпались, кто куда. Он теперь мало с кем встречался, но по слухам все-таки знал, что некоторые уволенные пристроились. Один даже приказчиком в лавку подался — вот перемена-то! Другие, что в большинстве, перебивались поденкой. Ну а третьи — оставались не у дел.

— Да так же, как я… У всех плохо.

— Я хочу пойти на мануфактуру, — сообщила сестра.

— Ты это… Не дури. Не позволю, — на правах главы семьи возразил Макар. Как только он освободится от Червинского — и это должно бы произойти прямо сегодня — то уж сам примется вкалывать от зари до зари.

— Отчего нет? Платят, говорят, исправно.

— Не для тебя такое дело. Сиди дома, Дашутка, матери помогай.

— Штопкой особо не заработаешь.

— Так на портниху выучись.

Сестра грустно рассмеялась.

— Все шуткуешь, Макарка! Нас не сегодня-завтра из дома погонят, а ты — выучись… Мать последние ложки на базар снесла, чтобы хлеба купить. Хотя на что нам ложки, коли есть нечего?