Юрий Ребров - Пуля не дура

— Козлы нерадивые… — не удержался полковник, на минуту скинув привычную маску вечного балагура и записного шутника.

В довершение всех бед перед выездом на родную Лубянку какой-то лихач, коих в Москве развелось видимо-невидимо, так подрезал его «БМВ», что пришлось круто вывернуть руль направо и «поцеловаться» с чугунным столбом. Хорошо еще, «поцелуй» был умеренно крепким, и в мастерскую можно было не обращаться…

В кабинете, где над столом много лет висел портрет «железного Феликса», приторно пахло духами «Белая сирень» — уборщица признавала только их, с презрением фыркая, когда речь заходила о новомодных «Шанель» или об ароматах фирмы «Диор». И запах доисторических духов невольно напомнил старые времена, когда все было ясно и не надо было лавировать между противоборствующими силами, пытаясь угадать, кто удержится в ближнем круге Кремля, а кто вылетит на обочину. Дряхлый президент бесконечно тасовал колоду, но надо отдать ему должное: слетая с самого высокого поста, никто не загремел на самое дно или, не дай бог, за колючую проволоку. Вчерашние фавориты получали президентство в хорошо оплачиваемых фондах, перебирались из министерских кабинетов в Думу и, к огорчению коммунистов, не желали обливать помоями бывшего шефа. Разве что главный телохранитель облаял в своей книжке, да некоторые второстепенные фигуры на шахматной доске позволяли себе разок-другой гавкнуть в сторону бывшего. Но лай тут же смолкал — никто не мог предвидеть, как на это отреагирует нынешний.

Сычев отлично понимал, что высовываться в это смутное время для здоровья и карьеры противопоказано. С другой стороны, никто не отменял старые мудрые пословицы: «Время — деньги» и «Куй железо, пока горячо». А это означало, что к часу «X» надо прийти в белоснежном фраке без единого пятнышка. Но как обойтись без этих самых пятнышек в его профессии? Кое-как удалось отмыться после разбирательства с делом об убийстве генерала Пронина. Казалось, после «самоубийства» бедолаги Вельяминова с «зачисткой» покончено. Ан нет! Пока ходит по улицам поганый мент Кондратьев — о спокойствии ему, полковнику Сычеву, да и кое-кому повыше, можно только мечтать. Этого милицейского майоришку будто заколдовали! Уж на что хитроумным был Сова, царство ему небесное, однако вместо «клиента» в Митинском крематории превратилось в невесомый пепел его собственное тело.

К смерти полковник относился спокойно. В конце концов все там будем, только в разное время. Мы на земле вроде туристов, но у каждой туристической группы своя программа. Выполнили все пункты — и пожалуйте на постоянное местожительство — на небеса. Впрочем, в загробную жизнь, во всякие там раи, ады и прочие чистилища полковник Сычев не очень верил. Но с другой стороны, если во все это не верить, то в сухом остатке будет лишь животное существование, где каждому надлежит поглотить двадцать пять тонн еды да осуществить несколько тысяч соитий — эти цифры он вычитал в каком-то популярном журнальчике, и они намертво запали в память. Это «биологическое существование» не устраивало уже древнего человека, вот и возникли все религии. Такая теория вполне устраивала полковника во время выполнения служебных обязанностей, когда надо было организовать диверсию со взрывами, жертвами и воплями журналистов или «устранить» опасного свидетеля, но, если дело касалось хорошо знакомого человека, теория давала сбой. Он вспомнил удивленные глаза своего старого сослуживца Вельяминова, когда пуля, выпущенная из пистолета Сычева, разорвала его грудную клетку и вошла в сердце. Он невольно поморщился — воспоминание было не из приятных, — плеснул в стакан минералки из пластиковой бутылки. Вода из холодильника была ледяная, но газ из бутылки вышел, и пить было противно. Вода казалась пресной с привкусом какого-то лекарства. И это тоже не способствовало улучшению настроения.

Сычев снял трубку местного телефона, и мгновенно лицо его приобрело обычные черты добродушного весельчака, неизвестно каким образом оказавшегося на службе в таком страшном учреждении, к тому же много лет трудившегося в ведомстве «главного наемного убийцы» Судоплатова.

— Послушай, Тихонов, притащи-ка мне сводки наружного наблюдения и оперативную разработку на Кондратьева. Ежели помнишь, мы ему присвоили псевдоним Живучий.

Сычев заливисто расхохотался — как метко нашли псевдоним — и тут же, бросив трубку на рычажок аппарата, стер с лица улыбку. Мало кто из его подчиненных, а тем более из начальства видел эти стальные, ледяные глаза. А поводов для бешенства сегодня у него было более чем достаточно. Понятно, всякие бытовые раздражители вроде донжуанистого кота или автомобильного лихача в расчет не принимались. К бесконечному жужжанию жены и дочери у него уже давно выработался иммунитет. Гораздо хуже было то, что стали происходить события, никак не вписывающиеся в разряд прогнозируемых, которые можно было ожидать на основании агентурных донесений. И первым в этом ряду был недавний взрыв.