Сергей Федоранич - Бог тебе судья

Валентина Семеновна все с той же болью смотрела на свою находку. Вернее, находку Рождественского — это ведь именно он увидел ухо жертвы, торчащее из норки. Эксперт сказал, что ухо обгрыз какой-то зверь, но вот вытащить свою находку целиком из могилы не смог.

— Почему разные места захоронения? — спросила Валентина Семеновна. — Троих закопал в двадцати метрах отсюда, а пятерых здесь. И сколько таких вот слоеных могил по лесу разбросано? Когда собаки приедут?

Молодой оперативник, с умным видом стоящий подле следователя Ховенко, тут же кинулся кому-то звонить. Валентина Семеновна не сводила взгляда с могилы. Могилу осветили мощными прожекторами, вокруг копошились люди, работали криминалисты, раскапывая тела. Щелкали затворы фотоаппаратов, все рабочие вопросы обсуждались полушепотом. Все знали, что Валентина Семеновна любит тишину, спокойствие и оперативную работу — в смысле быстро и качественно. Не что-то одно, а именно и то и другое.

Собак привезли через полчаса. Они разбежались по лесу и то и дело громко лаяли. Прибыли еще две бригады криминалистов. Под утро уставшая команда констатировала — найдено еще три могилы, а всего двадцать трупов. С троими Елизаровыми, найденными ранее, — двадцать три.

Это рекорд для Рождественского.

Первичный осмотр показал, что все трупы были использованы для каких-то целей. Фрагменты тел отсутствовали у каждого, не тронутого не было ни единого.

В десять утра лес уже был очень хорошо освещен. Было свежо, нам в спину дул легкий ветерок, но солнце понемногу набирало силу. Мы с Рождественским стояли достаточно далеко от площадки, куда сложили все обнаруженные тела. Валентина Семеновна же была в самом центре, в окружении черных мешков, расстегнутых наполовину, и смотрела по очереди в лицо каждому трупу.

— Двадцать… С Елизаровыми — двадцать три, — сказал Рождественский тихо. — Это маньяк, это точно маньяк. Ховенко в шоке еще, но скоро она придет в себя и начнет действовать. Этому маньяку очень не повезло, что он нарвался именно на нее. Она его поймает. И я хочу его защищать.

— Pro bono? — усмехнулся я. — Бесплатно?

— Неважно как, — ответил Рождественский. — Такие дела бывают только раз за всю карьеру. Ты видел такое где-то, кроме кино? Ты даже не слышал о подобном!

— Не слышал, — согласился я. — Но, когда возьмут этого маньяка, едва ли вы что-то сможете сделать.

— Что значит — вряд ли смогу? Я смогу его защитить.

Рождественский подошел к Валентине Семеновне. Она была сосредоточенна, собранна и внимательна. Я тоже приблизился к следователю и адвокату и зажмурился: в самом эпицентре груды трупов ни лесная свежесть, ни ветер не помогали: пахло смертью и гниением.

Ховенко посмотрела на моего босса усталым взглядом и сказала:

— Сереженька, ты их нашел, а мне разбираться. Тебе придется взять в защиту этого человека или людей. Столько тел… Я никогда не работала с таким количеством жертв. Это будет непросто.

— Посмотрим, смогу ли я взять дело…

— Сможешь. Увозим тела. Мы здесь закончили.

— Валя, подожди, — остановил ее Сергей Юрьевич, видимо, собрался набить себе цену. — Ты же знаешь, что мы дежурим, и едва ли ты успеешь…

— Сереженька, ты будешь сам биться за это дело, — спокойно ответила следователь Ховенко. — Пусть даже это будет стоить мне карьеры, но виновному в этом массовом убийстве я буду требовать в качестве наказания смертную казнь.

Рождественский отправил меня в СИЗО сообщить Роберту Смирнову о скором освобождении. Следователь Ховенко обещала, что завтра во второй половине дня она подготовит все документы для освобождения. Не сказать чтобы я горел желанием провести остаток воскресенья в СИЗО в процессе соблюдения всех процедур контроля, но домой мне не хотелось — Жанна чувствовала себя не очень хорошо, у нее не переставая болела голова, и все выходные она не вылезала из кровати. Даже отказалась мыться, заявив, что удар капель воды по коже сильно раздражает ее, и она не может настроить температуру: вода либо ледяная, либо ошпаривает кипятком. Поскольку она практически все время спит, то в нашей однушке нельзя было даже фильм посмотреть, не говоря уже о каких-то других домашних занятиях. Я бы, конечно, мог прогуляться или съездить к родителям, но мне не хотелось ни того ни другого. Поэтому я почти с удовольствием поехал в СИЗО.

Радостную новость об освобождении Роберт Смирнов воспринял не так, как я на то рассчитывал. Я ожидал бури эмоций, положительных, качественных, словом, ждал, что человеку снова захочется жить.