Наталья Александрова - Не заглядывай в пустоту [litres]

Бонакорсо похолодел. Он почувствовал, как сердце в его груди на мгновенье замерло и затем забилось вдвое чаще.

Цезарь все-таки пронюхал об их связи!

Что же теперь ждет его?

Цезарь Борджиа, герцог Валентино, не церемонится с теми, кто для него опасен или просто нежелателен. Средства у него простые: яд или кинжал наемного убийцы…

Что же Цезарь приготовил для него?

Старая служанка Аврелия расчесала прекрасные волосы Лукреции густым черепаховым гребнем, поднесла серебряное зеркало.

Из зеркала на Лукрецию смотрела юная женщина с зелеными глазами и нежным ртом. Дочь папы, сестра кардинала, герцогиня Висконти, Лукреция Борджиа…

В Риме о ней ходили самые нелепые, самые чудовищные слухи. Говорили, что у нее сотни любовников, что она травит их после ночи любви и на рассвете ее слуги бросают тела в Тибр. Говорили также, что она находится в кровосмесительной связи с отцом, его святейшеством папой, и братом Цезарем. Правда, все это говорили только при закрытых дверях, да и то вполголоса, потому что их обоих, ее отца и брата, в Риме боялись больше чумы.

Она и сама их боялась.

Лукреция никогда не знала, что они завтра от нее потребуют.

Обычно они требовали, чтобы она в очередной раз вышла замуж. Отец или брат приглашали ее в свои покои и сообщали, что высшие интересы семьи предполагают новое замужество.

– Но ведь я замужем, ваше святейшество! – говорила она отцу.

– Но ведь я замужем, Цезарио! – говорила она брату.

– Ерунда! – отвечали они одинаково.

И впрямь наличие мужа никогда не останавливало их, если интересы семьи требовали нового брачного союза. Отец поступал просто: для него, римского первосвященника, ничего не стоило расторгнуть прежний брак или объявить его несостоявшимся.

У брата не было такой власти, и поэтому он поступал еще проще: яд или кинжал – и концы в воду…

Лукреция привыкла к калейдоскопу мужей и не привязывалась к ним. В данный момент она была не замужем: ее предыдущего мужа, герцога Виченцы, заставили публично признаться в мужской недееспособности, после чего их брак с Лукрецией объявили несостоявшимся. Лукреция этого почти не заметила. Она жила как во сне и вдруг пробудилась.

Этому способствовала любовь к Бонакорсо Джелинеско, камергеру его святейшества. Красавец камергер отыскал в ее душе какие-то неведомые до сих пор уголки, тронул молчавшие струны. Бонакорсо знал, что ее любовь может стоить ему жизни, но это только усиливало его страсть.

Лукреция внимательно разглядывала свое отражение.

Она знала, что красива, удивительно красива, что ни один мужчина не может устоять перед этими глазами, зелеными, как море в полдень, перед этими волосами, золотыми, как полдневное солнце. Но ей до сих пор собственная красота не приносила никакой радости.

И только теперь, после встречи с Бонакорсо, она поняла, что красота – это дар Божий…

Внезапно сердце Лукреции защемило, и едва слышный внутренний голос проговорил:

– Ему грозит смерть! Твоему Бонакорсо грозит смерть!

Лукреция вскочила, отбросила зеркало, побежала к выходу из своих покоев – туда, где только что простилась с Бонакорсо.

Лукреция быстро шла по коридору и почти столкнулась с двумя слугами, которые несли на носилках накрытое плащом тело.

– Стойте! – крикнула она и сдернула край плаща.

– Не нужно, мадонна… – запротестовал один из слуг. – Его сиятельство будет недоволен…

Лукреция не слышала его. Перед ней было лицо Бонакорсо. Прекрасное лицо с тонкими, изящно изогнутыми темными бровями. Лицо, которое она столько раз целовала. Карие глаза его были закрыты, как будто Бонакорсо мирно спал.

Лукреция побледнела, отступила к стене. Она едва не потеряла сознание.

Вдруг совсем рядом раздались быстрые шаги, из-за поворота коридора появился брат. Увидев Лукрецию, он сложил губы в злую, надменную улыбку и проговорил:

– Что-то, сестрица, ты бледна? Нездорова или плохо спала сегодня? Тебе нужно больше спать и чаще бывать на воздухе. Отчего бы тебе не погулять в саду?

– Не беспокойтесь, господин мой брат… – проговорила она, едва шевеля помертвевшими губами. – У меня всего лишь обычное женское недомогание.

– А, это хорошо. – Цезарь снова усмехнулся. – Значит, ты хотя бы не беременна, как в тот раз!

– Как можно, господин мой брат… – пролепетала Лукреция, едва держась на ногах. – Вы позволите мне удалиться?

– Кто же тебе мешает? Ты знатная дама и можешь делать все, что захочешь! Все, что захочешь! – повторил Цезарь и закрыл плащом лицо Бонакорсо.