Наталья Александрова - Загадка уральской Мадонны [litres]

Я остановилась перед ним и проговорила вполголоса:

– Сегодня я ее заменю.

– Подожди, – ответил он так же тихо.

– Подождать? Чего? Промедление опасно. Копия готова, и нужно…

– Сначала нужно еще раз проверить, убедиться, что это действительно оригинал, подлинник работы Рафаэля.

– Не поздно ли проверять? Ты же говорил, что не сомневаешься. Ты говорил, что уверен в авторстве Рафаэля…

– Я в этом действительно уверен. Но моя уверенность стоит недорого. Когда картина будет у нас, когда мы найдем для нее покупателя, ее будут проверять очень тщательно. И мы не можем облажаться. Поэтому сейчас нужно, чтобы ее проверил серьезный специалист. Специалист, который не ошибается.

– Но если серьезный, авторитетный специалист проверит «Мадонну» и установит, что это подлинник, вся твоя… вся наша операция полетит к черту! Картину заберут в Москву, и на всех наших планах можно будет поставить крест…

– Ты меня не поняла. Ее должны проверить так, чтобы об этом никто не знал. Разумеется, никто, кроме нас.

– И как ты это себе представляешь?

– Это должен быть специалист, уже отошедший от дел. Специалист, затаивший обиду. Специалист, для которого такая экспертиза будет делом чести, вызовом, последним достижением в карьере…

– О ком ты говоришь?

– Об Андрее Ивановиче Охотникове. Ты ведь училась у него. Он тебе не откажет.

Я почувствовала еще один укол в сердце – не первый за эти дни и, как я подозревала, далеко не последний.

Я поняла, как иезуитски Алессандро все это продумал. Прежде чем познакомиться со мной, он все про меня узнал – вплоть до того, что я училась в Академии художеств у старого, уважаемого профессора Охотникова.

Я хотела возмутиться, хотела возразить, но встретила его взгляд, гипнотический и властный, и поняла, что сделаю для него все. Все, что в моих силах.

– Ты завтра же полетишь в Петербург, – проговорил Алессандро. – Билет я тебе уже купил.

Я даже удивилась, насколько спокойно Антон принял мое сообщение о неожиданной командировке. Кстати, все очень удачно образовалось. Наш музей давно уже готовил выставку картин в Петербурге. Конечно, не в Эрмитаже и не в Русском, а в новом, недавно открывшемся музее под названием «Новое пространство». Руководство музея меня направило туда для переговоров, узнав, что мне есть где остановиться в Петербурге, то есть не надо выделять деньги на гостиницу…»

– Вот так вот, – Анна легонько помассировала уставшие глаза, – вот так вот спокойно она пишет о том, что собирается украсть музейную картину. Да это целый заговор, они втянули в свою затею несчастного алкоголика Черепова, она… она воспользовалась мною, чтобы пролезть к Охотникову! Ужас какой!

– Выпей еще кофейку, – предложила Юлия, – успокойся. Я-то третий день так развлекаюсь, привыкла уже.

– Да не хочу я кофе, и так на нервах вся! – отмахнулась Анна. – Тем более что растворимый – порядочная гадость!

– И то верно. Продолжим?

И они сели рядышком, голова к голове, и стали читать дальше, водя глазами по строчкам.

«Не знаю, чем все это закончится, но уже одно то, что я оказалась в Петербурге, принесло мне огромную радость. Я шла по прямым линиям Васильевского острова, по глянцевой от дождя набережной, я вдыхала сырой невский воздух, слушала крики чаек – и ко мне словно возвращалась юность. Только теперь я поняла, как мне не хватало этого города там, в Тагиле.

С трудом я напомнила себе, что приехала сюда по делу. В канцелярии Академии художеств я сказала, что училась у них, что сейчас работаю в тагильском музее и пишу научную работу, для которой мне нужно проконсультироваться с Андреем Ивановичем Охотниковым. Почти все это было правдой.

Раздраженная сотрудница канцелярии сообщила на это, что профессор Охотников давно уже у них не работает и никаких консультаций не дает.

Я с удивительной кротостью ответила ей, что все это знаю, но Андрей Иванович выделял меня среди всех студенток, и, если она будет так любезна и даст мне его телефон или адрес, профессор, безу-словно, уделит мне несколько минут своего времени.

Кротость и настойчивость не сыграли никакой роли. Дама была непреклонна. Что ж, тогда настало время обратиться к запасному плану. Оставалась еще Анна Волынская, моя подруга по академии».

– Вот, уже и до меня добралась, – вздохнула Анна.

«Сама по себе Анна не представляла для меня никакого интереса. То есть когда-то мы вроде бы дружили. Это она так считала. Только какая может быть дружба при таком неравенстве? Она дочка известного маститого художника, живет в огромной квартире в центре, отец обласкан властями, все у нее есть, а я… нищая девчонка из провинции, родители у меня деревенские.