Инна Бачинская - Без прощального письма

– Почему же ты сразу не сказала? – воскликнула Илона. – Я думала, у вас все супер. Он к тебе не приставал? Этот Густав?

– Ну что ты! Конечно, нет. Ты понимаешь, он против Милоша просто никто и ничто. Ни образования, ни кругозора, двух слов не свяжет. Просто трудяга, хотя интеллигентный. А оказалось, это Милош никто и ничто. Я, как малолетка, поперлась сюрприз ему устраивать… Меня никто не приглашал, а я поперлась. Как с ума сошла. Но, Илон, если бы ты только знала! Он мне руки целовал, говорил, что никого еще так не любил… – Голос ее прервался, и она всхлипнула. – Был как принц на белом коне! Я всю дорогу домой проревела от обиды. Хотела позвонить ему и высказать все, что я о нем думаю, а потом подумала, да пошел он! А на работе делаю вид, что все распрекрасно, вру про «горячие точки»… Все поверили, кроме Моти. Умный, гад! Так посмотрел на меня, так усмехнулся… Повернулся и вышел, ничего не сказал. Наши крыски подробностей требуют, фотки, выпытывают, когда свадьба, а я вру, изворачиваюсь, петляю… Стыдоба! Потом оклемалась, думаю, зачем? Сказала бы, не сошлись характерами, дело житейское, поговорили бы да забыли…

– Я очень тебя понимаю, – сказала Илона. – Главное, не показать, как тебе больно. Когда Владик ушел… я тоже! Не могла поверить, что он удрал вот так, не сказав ни слова, не попрощавшись. Хоть бы записку оставил, скотина! Надела белый костюм, едва влезла, накрасилась, полбанки духов на себя вылила…

– Не говори Моне, ладно? – попросила Доротея. – Не хватало только Моны с ее дурными вопросами. Она вцепилась в меня насчет тебя и Владика, почему, мол, да отчего, да что случилось. Ты же знаешь Мону…

Девушки помолчали.

– За светлое будущее! – сказала Илона, поднимая бокал. – Должен же быть хоть какой-то просвет!

Они выпили.

– Я вчера была в «Белой сове», – вспомнила Илона.

– В «Белой сове»? Это же ночной клуб! С кем?

– С Лешей Добродеевым из «Вечерней лошади» и экстрасенсом Олегом Монаховым, я тебе рассказывала. Это он вычислил, что на чердаке кто-то был, и они пришли посмотреть, а потом пригласили меня поужинать.

– Стриптиз был?

– Был! Но все очень пристойно, ни мордобоя, ни пьяных. Певица, фокусник… – Илона помрачнела, вспомнив про Алвиса.

– А кто был на чердаке? Он не знает?

– Не знает.

– Ты не спросила про Алвиса?

– Спросила. Он сказал, все будет хорошо. Причем ответил не сразу, смотрел стриптиз. Да он ничего не знает! Он даже не понял, о чем я, уставился на стриптизершу. В который раз убеждаюсь, что современным мужикам главное, чтобы побольше тела. И никакой романтики. Права Мона.

Девушки снова рассмеялись.

– Алвис – фокусник, Олег Монахов – экстрасенс, Владик – вообще бездельник, – продолжала Илона. – Посмотри вокруг! Не осталось настоящих мужиков. Леша Добродеев толстый. Экстрасенс тоже.

– Опять Мона права, – добавила Доротея. – Один Густав Во́дичка мужик, но с ним неинтересно. Мотя, например, собирает марки, представляешь? Ходит в клуб филателистов, меняется, переписывается с одним таким же из Германии. И кактусы разводит. Как дети, честное слово!

Тема была благодатной, и девушки заказали еще вина…

– Хотелось бы все-таки попасть в квартиру Рудина и хорошенько осмотреться, – сказал Монах.

– Адрес можно взять у майора, – хихикнул Добродеев.

– Обойдемся. Кстати, о майоре. Позвони и спроси, можно ли взглянуть на автопортрет Елены Успенской. Хочется увидеть медальон. Подозреваю, это тот самый артефакт, о котором написал Мищенко.

– Портрет Елены Успенской? – Добродеев вытаращил глаза. – У майора? Ты… уверен?

– Уверен. Он нашел его в машине Ильина. Людмила Жако убила Рудина, чтобы забрать картину. Надумала кинуть Ильина и не хотела, чтобы тот знал, как выглядит артефакт. Одно дело прочитать в рассказе – то ли правда, то ли нет, а другое – увидеть воочию, так сказать. Кроме того, их интересовал дневник Елены Успенской. На всякий случай Рудин пошарил в музее, ничего не нашел и отправился к профессору. Или нашел, а к профессору отправился с целью грабежа. Не суть. Главное то, что они знали по описанию, как выглядит артефакт, а также о существовании дневника. И вычислили правнучку Успенской Илону Романенко. Рудин вломился в дом Илоны, увидел автопортрет и узнал артефакт. Вытащил из рамы, и в этот роковой момент появилась Людмила Жако. А латыш остался снаружи… Это была точка, где пересеклись все трое. Двое в доме, один снаружи. Вышла из дома одна Людмила. Потому латыш врал. Узнав от Илоны об убийстве, он заподозрил бывшую жену и соврал на допросе, что одиннадцатого был болен и никуда не выходил. Не хотел закладывать любимую женщину. Ильин, узнав об убийстве, также заподозрил свою подругу. Жаль, что мы с ней не встретились, хотелось бы взглянуть на эту роковую женщину. Сцена, где он хватает ее за руку… помнишь? А она ему кофе в лицо. Думаю, он обвинил ее в убийстве.