Людмила Мартова - Дьявол кроется в мелочах

Тетрадь, она же зачем-то притащила из квартиры Галактионовых общую тетрадь. Где же она? Куда она делась?

Соня вскочила с дивана, на который забралась с ногами, потому что босые ноги отчего-то мерзли, хотя в квартире было тепло. Не надевая тапочек, сбегала в прихожую. Тетради там не было. Затем в кухню, потом в ванную. Там в тазу с разведенным стиральным порошком отмокала одежда, в которой Соня ходила в соседскую квартиру. Где же тетрадь?

Соня успела было подумать, что ее зачем-то прихватил Феодосий Лаврецкий, и тут вспомнила, что своими руками бросила тетрадку на балкон, словно та была заражена спорами ядовитого растения или выпускала опасные для здоровья миазмы. Почему-то посмотреть, что там внутри, казалось сейчас Соне очень важным, поэтому все так же босиком она рванула балконную дверь, выскочила наружу, чувствуя, как проникающий через ноги холод опутывает ее ледяным коконом, увидела лежащую на полу, рядом с выстиранным ковриком тетрадь, наклонилась и не смогла себя заставить взять ее в руки.

Гадливость поднималась внутри, снова вызывая в памяти отвратительный запах.

Соня сбегала за резиновыми перчатками, которые хранились в ящике кухонного стола, натянула их на руки и открыла тетрадь, к ее счастью, на самом деле ничем не пахнущую. На первой странице не было ничего, кроме короткого четверостишия, видимо, эпиграфа.

Соня узнала строки из стихотворения Уильяма Блейка и удивилась. По ее мнению, никто из Галактионовых не мог знать знаменитого английского поэта, художника и гравера, но тем не менее факт оставался фактом. Она перевернула страницу.

« Личный дневник Александра Галактионова » было написано там четким, очень уверенным почерком, и Соня от изумления подавилась воздухом и закашлялась. Она была уверена, что Санек, умственно отсталый мальчик из ее детства, не умеет ни читать, ни тем более писать. Однако он умел и даже вел свой собственный дневник, который открывал цитатой из Блейка.

Под надписью обычным карандашом был нарисован портрет самого Санька, очень похожий, надо признать.

Соня вспомнила, что в детстве он все время рисовал, причем очень здорово. С годами этот навык не пропал, а, наоборот, развился, да еще как. Она снова вернулась на страницу назад и снова перечитала эпиграф. Похоже, исполненным радости и веселья существом, которому ангел приказал жить, но не ожидать ни от кого помощи, был сам Санек — родившийся ментальным инвалидом мальчик, запертый из-за болезни в собственной квартире, вынужденный ограничить свое общение только с родителями да еще с книгами, которых в доме Галактионовых было так много.

Она вспомнила, как в детстве они с друзьями собирались на детской площадке во дворе. К ним часто подходил застенчивый Санек, пытавшийся проявить дружелюбие. Но общаться с ним соглашались только Соня и Денис. Остальные мальчишки и девчонки насмехались над неполноценным сверстником, обзывали и даже толкали его. Особенно агрессивен был Арсений из соседнего подъезда. Было такое чувство, что он просто ненавидит Санька. За его открытость, ранимость, инаковость, что ли…

Соня впервые в жизни подумала, что должен был чувствовать маленький мальчик, так открыто презираемый сверстниками. Что должны были чувствовать его родители. Ей стало так стыдно, что она даже уронила на колени тетрадь и схватилась резиновыми ладонями за загоревшиеся щеки. Ну, почему, почему никогда раньше она про это не думала?

Этот больной мальчик, о существовании которого все предпочитали не знать, оказывается, умел читать и понимать красоту стихов, талантливо рисовал, а также проводил параллели между прочитанным и своей безрадостной жизнью. Какой ужас!

Соня сорвала с рук перчатки, потому что ей теперь казалось святотатством прикасаться к тетради через холодную равнодушную резину, пачкая страницы тальком. Перевернула еще одну страницу, и еще, и еще. Практически везде были автопортреты Санька. На одних рисунках он строго смотрел со страницы, на других был запечатлен сидящим у окна и печально смотрящим наружу, туда, где протекала без него нормальная, обычная, полная приключений жизнь.

Еще Санек рисовал то, что видел из окна. Своего отца, несущего авоську, из которой торчал пакет молока и буханка черного хлеба. Кошку, умывающуюся лапой посредине двора. Соседа, выгуливающего собаку — большого палевого лабрадора. Спеша к первой паре, Соня часто встречала их на улице — высокого мужика средних лет в резиновых сапогах в любое время года и бело-синей куртке с капюшоном и крупного пса с очень умными глазами. И сосед, и собака на рисунке, выполненном простым графитовым карандашом, выглядели как живые.