Анна Данилова - Парижский детектив

— «Мулен Руж»! Силь ву пле!

Оно! Узнаваемый красный разлапистый ветряк, громадные красные буквы, чувствуется… э-э-э… известная свобода, никаких условностей, недаром они все отсюда не вылазили! Он ухмыльнулся. Задранные юбки, канкан, богема, кутежи! То, что надо.

Увы! В тот вечер шоу не было. На афише с названием «Feerie» выплясывали полураздетые девушки с ногами от ушей. Не судьба. Черт! А завтра ужин у Карла… У него мелькнула было мысль отказаться, но дело есть дело, у него свои планы для Парижа, и Карл ему нужен.

Он вернулся в гостиницу, решив, что впечатлений для первого вечера более чем достаточно.

Потом был ужин в шато Карла. Отдельная песня…

Сегодня его третий вечер, а он даже города толком не видел. Вкалывал. Недаром, как оказалось. Договор у него в кармане, сделка состоялась, куш сорван приличный. Напряжение спало, и сейчас он чувствовал приятное опустошение. Голова была как воздушный шарик, даже слегка покачивалась, как шарик на нитке. Возможно, от шампанского. Легкого, как паутинка… Не привык он к шампанскому, несерьезный напиток. Сейчас бы зашарашить стакан водки! А Карл любит. Тонкий длинный похожий на женщину Карл любит шампанское. Похож-то он похож, но хватка железная. И скуп — выкручивал руки и торговался за каждую копейку. И все с улыбкой, дружески похлопывая по плечу, а глаза холодные и настороженные. Акула! Ну мы тоже не лыком шиты, нас голыми руками не возьмешь. Он его все-таки додавил, несговорчивого высокомерного Карла, готельера и спекулянта, неизвестно с какого дива решившего приобрести в их городе обанкротившийся «Хилтон», «подхваченный» пару лет назад им, Игорем Колосовым, по смешной цене в полмиллиона зеленых. Теперь же разница между ценой купли-продажи составила примерно полтора миллиона.

Чувствуя приятную расслабленность, в самом прекрасном расположении духа, беззаботно сунув руки в карманы брюк, он шел по улице, проталкиваясь через гомонящую и смеющуюся карнавальную толпу. Галстук он снял еще в холле и положил в карман. Вечер был мягким и теплым, густым от сложной смеси запахов кофе, влажного асфальта и того слабого и неуловимого упоительного благоухания ранней парижской весны — то ли нарциссов, то ли духов, смешанных с парами бензина. Ему уже казалось странным, что он не принял Париж в первый вечер. Устал, наверное. Да и предстоящая сделка давила… Зато теперь он чувствовал себя здесь своим! Париж нужно почувствовать душой, кожей, ушами, и тогда он раскроется. Когда-то он увлекался французским шансоном, даже пел под гитару, старательно грассируя… «Под небом Парижа»… «Су ле сьель де Пари…» Голос женщины, той, культовой — сильный, пронзительный, бьющий по нервам, неумирающий, неувядающий, звучит в ушах. Визитная карточка Парижа. Как и башня… Кстати, завтра последний день, надо бы посмотреть город с высоты птичьего полета… И закупиться, семейство вручило целый список. «Мулен Руж», к сожалению, опять пролетает. Оказалось, билеты надо заказывать заранее. Ничего, он сюда обязательно вернется…

Азнавур, Ив Монтан, Адамо… Жак Брель был любимым. Шарм, сумасшедшее рычащее раскатистое «р-р-р», дерзость! Ему казалось, они похожи. Он пытался изо всех сил подражать, даже на курсы записался, рычал перед зеркалом, повторял интонации и движения. Сокурсники торчали на америкосах, а он на старом французском шансоне. Хотя что значит старый? Не стареет, классика, вечная весна. На любителя.

Он скользил взглядом по женским лицам. Француженки, парижанки… А как же! Какой Париж без парижанок! С разочарованием понял, что не цепляет. Наши женщины красивее. А эти и одеты как попало, серые мышки… Правда, легкость, стремительность, готовность улыбнуться — этого не отнять. Взять жену Карла, Одй — лягушачий рот, скрипучий голос, плоская, как доска, но! Улыбка, живость, приятный смех, изящна… Французский шарм. А вот та, что приходила к Карлу, очень даже ничего. Да что там ничего! Шикарная женщина! Они чуть лбами не столкнулись, он пропустил ее вперед, она кивнула небрежно. Королева! А как одета! Черная шляпа с полями, белое пальто с большими черными пуговицами, изящные лодочки на невысоком каблуке… Тонкие щиколотки! Он всегда смотрит на их щиколотки — после того как прочитал где-то, что тонкие щиколотки — признак аристократизма. И голос, низкий, самоуверенный. Мадам Леру, секретарша, только честь не отдала, залепетала, руками машет. Тоже уродина, прости господи! Не иначе Одй постаралась, самолично выбрала секретаршу супругу. И нежный сладкий аромат… Отошла к окну, спина прямая, осанка… Манекен! Видимо, решила подождать. Мадам Леру спрашивает, как ему гостиница, «лучшая поблизости», старалась, мол, чтобы рядом с офисом, а он прямо одурел, не сразу врубился, о чем она, глаз не может отвести от той. А она повернулась, что-то недовольно чирикнула и ушла, снова небрежно кивнув. Он думал спросить у Карла, кто такая, да как-то не получилось. Интересно, что их связывает. Вряд ли… гм… Слишком хороша для него. Вдруг на него с размаху налетела женщина. Вскрикнула, шарахнулась. На тротуар упала и раскрылась сумочка, оттуда вывалилась всякая дамская дребедень — блестящий тюбик губной помады, шариковая ручка, несколько монет, шоколадка в золотой фольге, какие-то бумажки. Она присела на корточки, стала торопливо сгребать. Он тоже опустился на корточки и стал помогать. Сияла над их головами Эйфелева конструкция, потоком тянулись авто, народ стоял, подпирая стены кафешек, гулял, стремительно шагал — на них ноль внимания. Этого у них не отнимешь, не пялятся, все по фигу.