Анна Данилова - Парижский детектив

— Вы бы простили своему мужу измену с собственной подругой?

Женщина в красном платье усмехнулась:

— А куда бы это я, интересно, делась? Вы, наверно, и сами изменяли мужу? Это — жизнь! — многозначительно изрекла многоопытная шатенка и отправила в рот очередную порцию орехов.

— А вам нравится эта женщина? — И Лиза ткнула пальцем в репродукцию, на девушку, что на переднем плане в черной шляпке.

— Я же не розовая какая, мне больше, признаться, мужики нравятся. Но она ничего, а вот эта зато, что на нее сверху смотрит — точная копия…

— Чья копия?

— Как чья? Твоя. И нос, и губы.

Лиза подняла голову и взглянула с недоверием на рыжую женщину. Потом медленно закрыла альбом, легла, закрыла глаза и… уснула. И в эту ночь ей не приснилось ничего.

Деловые партнеры пожали друг другу руки и попрощались. Карл призывно махнул такси, а Игорь не торопясь пошел по вечернему городу в сторону башни. По Авеню де Нью-Йорк, шумной, яркой, сверкающей, с бесконечным потоком галдящих туристов. В гостиницу рано, делать все равно нечего. Это был его третий вечер в Париже.

В первый он бродил по улицам, «впитывал» в себя дух Парижа. Лиза просилась с ним, но кто ж суется со своим самоваром в Париж? Сиди дома, клуша, занимайся хозяйством. Нечего тебе там делать, лавок достаточно и дома. Сказал, что будет занят, твердо пообещал парижские каникулы… когда-нибудь. Вот тогда и оторвешься по бутикам! Лиза надулась.

Настроенный на игривый лад, он шел через крикливую толпу, заглядывая в глаза женщинам, ожидая искры, роковой встречи, счастливой случайности. Увидел здоровенного детину в клетчатой юбке, играющего на волынке. Тот раздувал красные щеки, хмурился от напряжения и притопывал ногой в здоровенном солдатском ботинке. Через квартал старик в берете крутил шарманку с картинками. Этот был похож на француза, правда, когда какой-то зевака зацепился за распорки его инструмента, старик выругался по-польски. На углу сидел смуглый тип в чалме, размахивая зажатой в руке дудочкой, что-то доказывал французскому копу… Ажану! Перед типом лежал на тротуаре кожаный мешок, в который тыкал пальцем полицейский. Неужели кобра?

Гомонящая разношерстная толпа утомила его, он чувствовал, как вянет на корню прекрасное ожидание парижских чудес. А где парижанки? Те самые, выпархивающие из карет, всякие субретки, модистки, актриски варьете? Игривые, живые, флиртующие? Готовые к прекрасным мимолетным ни к чему не обязывающим отношениям?

Его удивило обилие африканцев. На тротуарах валялся мусор. Зазывала затащил его в автобус с экскурсией «Вечерний Париж». Он спросил «Монмартр», и тот залопотал что-то, оживленно размахивая руками — по-видимому, убеждал, что да, а как же, конечно, куда ж без Монмартра! Он глазел в окно, напрасно пытаясь выловить знакомые слова (хоть одно) из того, что кричал в микрофон гид, тощий неряшливый кадыкастый парень, и не мог. Резкий пронзительный голос бил по ушам. На первой же остановке, у площади Шарля де Голля, он удрал. Постоял перед Триумфальной аркой, пытаясь вспомнить, зачем ее построили. Кажется, что-то связанное с Наполеоном, возились чуть не полвека. Сейчас сделали бы за год-два. Решил, что впечатляет, солидное сооружение, удачная подсветка, видно издалека. И вечный огонь… Интересно, какая высота… Прикинул: метров пятьдесят? Больше? Вроде еще музей внутри, вспомнил. Надо будет почитать. Мысленно поставил галочку, отметился.

Достал из папки карту, нашел арку и площадь… Площадь Звезда, лучи во все стороны. Точно, звезда. Елисейские Поля! Он вспомнил рекламный проспект, подобранный в холле гостиницы… Шанз-Элизе, рай для влюбленных. Это в каком же смысле? Широченная прямая улица, похоже, через весь город… А он думал, вроде парка с кафешками. А при чем здесь рай?

Он махнул такси и произнес: «Монмартр». Он знал, что там кабаре, театрики, рестораны и кафе. Уличные художники… Все известные отметились на Монмартре. Бурная ночная жизнь, кто не видел Монмартр, тот не видел Парижа. Все знают. Таксист в чалме о чем-то спросил, он не понял и повторил внушительно: «Монмартр»!

Кривые улочки, старинные дома, а где… все? Белая церковь, даже целый собор. Красиво, но не то. «Мулен Руж», — вспомнил он.