Наталия Антонова - Не девичья память

И он, не стесняясь больше присутствия Мирославы, заплакал, как ребенок.

Она не стала утешать его, просто встала и направилась к выходу.

А он выдохнул ей вслед с мечтательной отрешенной улыбкой на припухших губах:

— У меня никогда больше не будет такой любви! Никогда…

Мирослава вышла из подъезда. Она решила не вызывать Семена и дойти до дома пешком.

Стемнело. На выцветшем небе слабо мерцал осколок луны.

Она достала сотовый и набрала номер Карелина:

— Максим, я только вышла от Ромашова. Завтра поговорим…

— А если сейчас? — быстро перебил он.

— Ну, если вам не терпится…

— Не терпится.

— Сейчас я подъеду.

— Нет, лучше ждите меня возле дома Ромашова, я сейчас примчусь сам.

— Хорошо.

Мирослава огляделась вокруг, выбрала лавочку под кустом рябины, ветви которой буквально провисли от тяжести ягод, собранных в крупные налитые кисти.

Максим приехал почти мгновенно.

— Вы так быстро ехали?!

— Мы медленно летели, — отшутился он, — садитесь в салон.

Карелин привез ее в небольшое кафе, расположенное чуть ли не на самом краю города и называлось оно соответственно «На краю».

— Милое название, — проговорила она.

— Не говорите, его хозяин — большой чудак, бывший геолог. Но кормят здесь отлично, и уединиться можно.

Вскоре они уже сидели в небольшом уютном кабинетике и ели вкусное жаркое и салат из свежих овощей. После десерта, состоящего из вишневого пирога и чая, Мирослава рассказала оперативнику все, что узнала от Ромашова.

— Как странно иногда складывается та или иная судьба.

Мирослава была вполне согласна с ним.

— У Табачниковой есть родители или другие родственники? — спросила она.

— У нее имеется муж.

— Муж?!

— А чего вы так удивляетесь? — усмехнулся он.

— Гражданский?

— Нет, официальный и ребенок.

— Вот даже как, — проговорила она задумчиво. — Ну, что ж, нужно завтра с утра ехать к мужу.

— Нужно.

— Составите компанию?

— С превеликим удовольствием! Вам не влетит?

— Мне? — Карелин сделал удивленное лицо: — Так было же негласное распоряжение свыше во всем содействовать заезжему детективу.

Мирослава усмехнулась:

— Ну, если только было распоряжение свыше.

Они решили расстаться до утра.

Максим довез ее до ворот трофимовской усадьбы и умчался в ночь.

…Но едва лишь рассвет коснулся зыбкими перстами вершин деревьев, роняющих последнюю листву, Карелин был у ворот, и Мирослава услышала, как он посигналил.

Не обращая внимания на неодобрительное пыхтение Василия, она выскользнула на улицу.

Кот, помахав хвостом и убедившись, что никто не видит его демонстрации протеста, удалился в дом доглядывать прерванный утренний сон.

— Я не слишком рано?

— И это спрашивает опер? — улыбнулась Волгина.

— Опер — тоже человек, — повел он плечом.

— Несомненно, но наша с вами работа мало считается с такими временны́ми понятиями, как рано или поздно.

— Это правда.

На углу они взяли еще двух оперативников и дальше ехали молча до самого дома Табачниковой.

Двое оперативников поднялись на шестой этаж на лифте. Мирослава с Максимом одолели лестницу пешком.

На долгие и упорные звонки никто не откликался. После того как оперативники стали стучать в дверь, высунулась соседка из соседней квартиры и пригрозила вызвать полицию.

— Не надо, мы уже здесь, — сказал Карелин и протянул ей удостоверение.

Женщина вытащила из кармана халата очки и внимательно изучила документ.

Возвращая его Карелину, она сказала:

— Матвей, наверное, пьяный, — она вздохнула, — после гибели жены спивается он. Хорошо, что Сережу тетка забрала.

— Сережа — это кто? — спросила Мирослава.

— Сынишка их. Мальчонке всего пять лет.

Срочно был вызван участковый и слесарь. Благо дверь была деревянной, вскрыли ее довольно быстро. Прямо с порога в лицо оперативникам ударил спертый воздух, везде были раскиданы бутылки из-под водки, пива, вина.

Делягин Матвей Самсонович — муж Ирины Табачниковой был обнаружен на полу на кухне. Поначалу все подумали, что он мертв. Но Делягин был жив, хотя дышал с трудом.

— Мертвецки пьян, — подвел итог пожилой участковый.

Карелин вызвал «Скорую». Остальные тем временем начали осмотр квартиры.

Мирослава вышла на лестничную площадку и набрала номер телефона Трофимова.

— Богдан, — произнесла она, услышав его голос, — мы сейчас в квартире Табачниковой, той самой обладательницы наколки, которую нам изобразил Семакин.