Наталия Антонова - Не девичья память

Он отключился и направился к ней.

— Значит, стояли и смотрели…

— Ну да, интересно вы ее кадрили.

— Куда уж интереснее! Не могли меня окликнуть, — проговорил он укоризненно.

— Но вы же не поинтересовались, как я выгляжу.

— Просто я изначально представил солидную даму.

— Где мы можем поговорить? — перешла Мирослава к делу.

— В моей машине. Пойдет?

— В машине так в машине.

Они сели в автомобиль, и Ладашинский заехал на стоянку возле сквера.

— Илья Григорьевич…

— Просто Илья.

— Хорошо. Илья, вы были знакомы с Олегом Коршуновым?

— Едва ли это можно назвать знакомством, — усмехнулся он, — тем более приятным.

— И тем не менее?

— Да, я знал его. Конечно, не так хорошо, как моя бывшая жена.

— Расскажите.

— Рассказывать особо нечего. Столкнувшись с ним в клубе, я узнал, что моя Рая не только с ним путалась, но и танцевала стриптиз.

— Мало ли что у кого бывает до брака.

— Может быть. Но жена Цезаря должна быть вне подозрений.

— А Цезарь — это вы? — усмехнулась Мирослава.

— В переносном смысле.

И видя, что она продолжает улыбаться, взорвался:

— Да вы понимаете, что такое вести бизнес и на каждом шагу встречаться с теми, с кем моя жена ходила в баню?!

— Нет, не представляю. У меня, как вы догадываетесь, жены нет.

— Издеваетесь? — мрачно спросил он.

— Ни в коем случае, просто пытаюсь выяснить, могли ли вы быть причастны к убийству Олега Коршунова.

— На кой он мне сдался?!

— Вы могли устранить его из-за жены, чтобы заставить замолчать.

— Так мне надо тогда полгорода перебить, — невесело усмехнулся он.

— Даже так?

Он кивнул:

— Поэтому я развелся с Райкой, и она укатила из города.

— А вы не могли уехать вместе?

— У меня здесь бизнес.

— И ничего личного…

— В смысле?

— В смысле, как вам удалось уговорить жену дать вам развод?

— Как, как, — передразнил он и добавил угрюмо: — Откупился я от нее! Так что развод мне влетел в копеечку.

— А у вас нет предположений, кто мог убить Коршунова?

— Так ведь его затрахали, — ухмыльнулся он.

— Думаете, что это был несчастный случай?

— Ну, если он не был мазохистом, то его заказали.

— Кто же, по вашему мнению, это мог быть?

— Баба, вестимо, кто ж еще может мужику такую подлянку устроить! А уж имя, фамилию сами выясняйте, на то вы и детектив.

— Спасибо, Илья, что согласились со мной побеседовать.

— А у меня был выбор? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Не было, — честно призналась она, — но все равно спасибо.

Мирослава уже выбралась из салона, но дверь еще держала открытой и спросила:

— А в этом сквере есть бюст Буденному?

— Почему бюст, памятник есть во весь рост.

— Не покажете?

— Покажу. — Он вышел из автомобиля и поставил его на сигнализацию.

— А цветы здесь где-нибудь поблизости продают?

— Зачем вам?! — Он подозрительно оглядел ее с ног до головы.

Проигнорировав его взгляд, Мирослава простодушно улыбнулась:

— Так неудобно идти к маршалу без цветов.

— На пятачке за стоянкой продают.

Волгина направилась по указанному адресу, Ладашинский поспешил за ней. Она выбрала букет из алых и оранжевых гладиолусов, расплатилась и повернулась к Илье:

— Ведите, я готова.

Он усмехнулся и протянул ей руку:

— Прошу.

Они вошли в сквер и по главной аллее дошли до небольшой площадки, обсаженной голубыми елями.

Мирослава подошла к памятнику, минуты две вглядывалась в него, потом наклонилась и положила к его подножию цветы.

— О чем вы думаете? — тихо спросил он спустя некоторое время.

— О том, как изменчивы у нашей страны идеалы…

Он кивнул:

— Пожалуй…

— Помните Булата Окуджаву «Сентиментальный марш»: « Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной»?

— Помню, но пали не все.

— Не все, — согласилась она. — И тут уместно другое изречение…

— Какое? — Ему на самом деле стало интересно, что же скажет эта удивительная в своем роде девушка-детектив.

— Как сказал перед казнью то ли знаменитый деятель Великой Французской революции Жорж Жак Дантон, то ли лидер жирондистов Пьер Верньо: «Революция подобна Сатурну: она пожирает своих детей».

— Это вы к чему?

— Мой прапрадед был героем Гражданской войны. В одном из городов есть памятник ему.

— Он погиб тогда?

— Нет. Он остался жив и стал большим человеком.

— А потом?

— А потом тридцать седьмой год. Десять лет без права переписки. И все!