Славянинов, тот высоченный в джинсовом костюме, оказался, по словам Веры, геем.
Борисоглебский – престарелым бабником.
Травников – карьеристом-любовником, который ради грантов и зарубежных поездок ублажал одновременно и заведующую кафедрой, и собственную жену, которой оказалась сотрудница соседней кафедры.
Когда-то во времена эвакуации в городе пару лет жил и работал в местном педагогическом институте один из учеников самого Бодуэна де Куртене, о нем Ухтомская тоже была не самого высокого мнения. Однако ввиду уважения к научным заслугам – его стараниями в университете была открыта лаборатория экспериментальной фонетики – охарактеризовала более мягко. «Если бы этот ученик де Куртене жил в Испании, то про него говорили бы, что он в вечной калентуре».
Под звучным названием испанской лихорадки подразумевалось обыкновенное похмелье: серое, безрадостное и стабильное, как среднестатистический зимний российский пейзаж.
– Ладно, – прервала ее наконец Виктория, потому что на фотографии оставалось еще человек пятнадцать, а картина уже приблизительно была ясна. – Сколько человек за старую заведующую?
Вера аккуратно поводила пальцем по фотографии: пятнадцать человек железно, человек пять – колеблющиеся.
– Кто за вас?
Вера вздохнула.
– Трудно сказать, все боятся потерять свое место. Куда еще в нашем городе кандидатам филологических наук податься? Точно могу сказать про троих своих подруг.
– Ну, трое – уже неплохо! – улыбнулась Виктория. – Тогда встречаемся с вами и вашими троими завтра в холле моей гостиницы «Гранд Ставро». Там есть конференц-зал с компьютерным классом, как раз будет возможность обсудить стратегию поиска. По поводу занятий не беспокойтесь, спокойно отменяйте. Есть официальное распоряжение.
– Вы живете в «Гранд Ставро»? – удивилась почему-то Вера и вдруг наконец заметила, что у меня на коленях сидит кот. – Ой! Какой! Чернавка!
– Ну мне эту гостиницу назвали, а что? – насторожилась Вика.
Вера пожала плечами:
– Боюсь, вас туда не пустят с котом, с таким холесим умненьким мальчиком-котиком… Холесим, да?
Она еще немного посюсюкала, почесала за ушком и наконец, попрощавшись, пошла к выходу:
– Кстати, если будут проблемы, то могу забрать кота к себе, – крикнула она через весь зал.
– Ни в коем случае! Мы его взяли с собой в качестве живой консервы, чтобы было чем питаться тут, в вашей глуши, – ответил я.
Ухтомская рассмеялась.
Глава 17. Главный ход инста-дьявола
Есть страна, которую не отыскать на Земле, говорят, чтобы выжить там, нужно быть безумным как Шляпник, это собственно я и есть.
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране чудес»
Исследователи древней истории человечества утверждают, что во времена палеолита каждый третий наш предок погибал в драке с соседями, борясь за ресурсы и территорию. Казалось бы, территории-то: – бери не хочу, население Земли в сравнении с современным было крошечное, но вот поди ж ты, дрались, да так, что за эти два с половиной миллиона палеолитических лет навалили столько трупов, сколько во все последующие мировые войны не получилось. А палеолит, на минуточку: девяносто девять процентов всей человеческой истории. Ну и что вы хотите от нас теперь? При такой-то дрянной генетике? Вот так и лупим друг друга, что есть мочи, делим территории.
С другой стороны, от ученых дам на кафедре ожидаешь все-таки немного другого поведения. Как ни крути, если посмотреть на историю Нового времени и гомо сапиенса, то тут есть интересная тенденция, связанная как раз с развитием письменности. Все мы знаем, что времена, когда жила Клеопатра, ближе к моменту высадки первого человека на Луну, чем к моменту постройки пирамиды в Гизе. А кто-нибудь задумывался, что послужило толчком к ускорению истории? К тому, что мы стали ее ощущать, видеть, чувствовать, осязать? Появление письменности – говорят историки. Как бы не так! При строительстве пирамид в Гизе письменность уже существовала, но ничего особо не менялось, потому что настоящим толчком стал не сам факт наличия письменности, а ее массовое распространение, увеличение количества грамотных людей. То, что как раз и происходит ближе ко временам Клеопатры, Марка Антония и Юлия Цезаря. Ускоряется информационный обмен, в том числе из-за увеличения количества учителей-словесников, обучавших маленьких мальчиков (девочкам роскошь массового образования открылась позже) корябать заостренным стилосом на покрытой воском дощечке. Вслед за информационным обменом увеличивается и скорость цивилизационных процессов. Кстати, стоило в Средние века упасть уровню общей грамотности, и все снова замедлилось, вплоть до старика Гуттенберга.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу