Наталия Антонова - Прощание с плейбоем

– Спасибо, – искренне поблагодарила Мирослава.

Михалыча они увидели, как только подошли к подъезду.

– Я здесь! – прокричал он, точно был за тридевять земель от них, и помахал рукой. – Заходите!

Они вошли в подъезд, дверь квартиры уже была открыта. Поздоровавшись со швейцаром, Мирослава протянула ему фотографию.

– Посмотрите, пожалуйста, знакома ли вам эта девушка?

Михалыч сбегал за очками, водрузил их на нос и сразу стал похож на профессора философии.

Он крутил фотографию в руках и так и сяк, пробовал рассматривать даже вверх ногами, но потом вернул Мирославе и проговорил с сожалением:

– Та девушка была в темных очках и в сером плаще с капюшоном.

– Спасибо, – вздохнула Мирослава, – извините, что потревожили.

Детективы направились к двери, а Михалыч побежал за ними.

– Погодьте, – нагнал он их у самого выхода, – вот если бы вы мне ее живьем показали и в этом, – он показал руками капюшон, – я бы тогда…

– Спасибо, – еще раз поблагодарила Мирослава, – вполне возможно, что следственные органы воспользуются вашим предложением.

– Э, – погрозил он пальцем и засмеялся хриплым смехом, – не надо меня на органы, а менты, если что, пусть приходят, помогу, чем смогу.

– Они теперь полицейские, – сказала Мирослава.

– А нам все едино, – отмахнулся Михалыч и закрыл за ними дверь.

Когда они сидели в машине, Мирослава спросила Мориса:

– Вот скажи, ты бы надел летом плащ, пусть и легкий?

– Так дождь был…

– Ну и что?!

– В общем-то, наверное, нет, ограничился бы зонтом.

– Вот и я о том же. Следовательно, она заранее планировала.

Морис пожал плечами.

Вечером приехал Шура и сообщил, что испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ликование, потому как дело близится к развязке. А с другой стороны, некоторую печаль. Мирослава не стала спрашивать о причине его печали. Она о ней догадывалась, так как и сама испытывала нечто подобное.

Подводя итог, Наполеонов сказал:

– На листках письма отпечатки двоих людей, покойного Артема Солодовникова и, надо думать, Александры Калитиной. Последние обнаружены на руле машины Шиловского и на других внутренних частях его автомобиля. Она даже не потрудилась стереть их.

– Наверное, ей было все равно, – тихо обронил Морис.

– То есть?

Миндаугас ничего не ответил, ему не хотелось объяснять, что с потерей любимого человека окружающий мир перестает существовать для любящего. Мирослава поняла, что он имел в виду.

А Шура сказал:

– Возможно, она была уверена, что мы на нее не выйдем. А пальчиков ее в базе нет. Так что, если бы не письма, нам и сравнивать было бы не с чем. Теперь дело стало за тем, чтобы найти и задержать гражданку Калитину. – При этом Наполеонов не сводил глаз с детектива.

– Шура, – попросила Мирослава, – не смотри ты на меня жалостливыми щенячьими глазами. Мне, конечно, нисколько не жаль денег такого клиента, как Эдуард Бенедиктович Шиловский, и я могу нанять спецов, которые отыщут Калитину. Она ведь обычная девушка, а не спецагент, и поэтому надежно спрятаться не сумеет. Да и не думаю, что она готова провести всю свою жизнь в подполье.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Наполеонов.

– Порадеть о престиже полиции. У вас есть не просто фоторобот Александры Калитиной, а ее портрет. Состарьте его слегка и разместите всюду, где возможно. Объявите вознаграждение тому, кто укажет ее место нахождения.

– Опять деньги государственные, – сокрушенно вздохнул Наполеонов.

– Да, не плачься ты! Стрясу я эти деньги с Шиловского.

– Ну, коли так… – задумчиво проговорил Наполеонов, и по его лицу стало видно, что он принял решение. Уже перед тем как отправиться спать, Наполеонов неожиданно спросил Волгину:

– Как ты думаешь, почему Александра писала Артему бумажные письма? Ведь проще было бы переписываться по мылу.

Мирослава вздохнула и сказала:

– Конечно, проще. Но только я думаю, что переписка у них была не обоюдной…

– То есть?

– Писала только Саша. Я уверена, что Артем ей не отвечал.

– Но почему она писала все-таки не на электронную почту?

– Как натуре романтической, Саше, вероятно, казалось, что бумажные письма прочнее и долговечнее электронных, которые можно легко удалить.

– Бумажные можно порвать, сжечь или просто выбросить, – возразил ей Наполеонов.

– Можно. Но, как видишь, Артем этого не сделал.

– Рука не поднялась?

– Ответить на этот вопрос нам теперь некому. Может быть ему, как и Александре, была свойственна некая толика романтизма.