Мария Воронова - Идеальная жена

Ирина поморщилась.

– Тиходольская накуролесила будь здоров, только это уже не переделаешь, никого не воскресишь, – продолжал Стас, – но если мы ее оправдаем по самообороне, то не переломим мировоззрение, однако крошечный шажок все-таки сделаем. Женщины увидят, что защищаться можно и нужно, ну и мужики тоже кое-что поймут.

– Что? – буркнул Гарафеев.

– Вы правы, Станислав Михайлович, – кивнула Ирина, – есть совершенно безумные, невменяемые личности, им все равно, а сравнительно адекватные призадумаются, стоит ли лезть к женщине, если она тебя убьет и ей за это ничего не будет, или лучше обуздать свой половой инстинкт. Пожалуй, я с вами соглашусь.

– Не слишком ли вы масштабно мыслите? – фыркнул Гарафеев. – Может, все же снизим планку до этого конкретного случая, а о мировой революции поразмыслим на досуге.

– Игорь Иванович, но ведь действительно, – мягко начала Ирина, – вроде у нас передовое общество, а по изнасилованиям мы застряли в глухом средневековье, когда считалось, что девушка должна лишить себя жизни, а не насильника, чтобы не допустить бесчестья.

– Зато потом родственники девушки разрывали насильника на куски.

– Но ей было от этого не легче. Да и родственников таких давно нет, и постыдный самосуд мы не приветствуем. Стас, то есть Станислав Михайлович прав, ради будущего мы должны оправдать Ульяну, а прошлого все равно не изменишь.

– А ради справедливости ничего не надо сделать?

– Да ты задолбал! – вскипел Стас. – Ах, Ульяну не накажут, ужас-то какой, но насильник Лели тоже гуляет себе спокойненько, потому что его даже не искали. Если у тебя так болит душа за справедливость, топай в наше отделение милиции и требуй там, чтобы они оторвали задницы от стульев и ловили этого гада.

Гарафеев скривился:

– Я врач, а у нас есть заповедь лечить не болезнь, а больного. Каждый конкретный случай рассматривается, а демагогии у нас места нет.

– Ладно, Гиппократ. Спасаешь каждую жизнь?

– Ну да.

– А когда случается эпидемия? Там другие правила, всех в карантин, больных и здоровых, верно?

– Верно. При эпидемии главной целью становится локализовать очаг и не допустить распространения инфекции.

– Ну вот считай, что у нас эпидемия, и успокойся.

Ульяна открыла блокнот и начала писать: «Дорогие мои дети», но тут секретарша сказала: «Встать, суд идет».

Сердце колотилось как сумасшедшее, все прыгало перед глазами, Ульяна испугалась, что сейчас упадет в обморок, и крепко вцепилась в бортик скамьи подсудимых.

Как сквозь шум прибоя доносились до нее слова «признать невиновной», и долго после того, как судья замолчала, Ульяна не могла понять, что для нее все закончилось, она свободна и может идти домой.

Немного придя в себя, она кинулась благодарить судей, но те смотрели будто сквозь нее, а Гарафеев просто отвернулся. Вероятно, он считал, что она заслуживает наказания.

Ульяна вышла на улицу.

Жизнь вернулась в прежнюю колею, у общества нет к ней претензий, и она осталась один на один со своим грехом.

Наконец хлопоты по обмену закончились, и Ирина наслаждалась остатками декретного отпуска.

К счастью, обошлось без сложных маклерских схем: ее квартиру с большой доплатой обменяли на две однушки, куда поехали соседки Кирилла, вот и все.

Пока они с Егором жили на даче, Кирилл сделал небольшой ремонтик, и, вернувшись в город, Ирина привыкала к высоким потолкам и просторной ванной, а главное, к чувству беззащитности – теперь ей некуда было отступать.

«Я как барсук, у которого разорили нору», – усмехалась она.

Егор же был полностью счастлив. В июле приезжала Надежда Георгиевна, заседательница на процессе Кирилла [5] О подробностях знакомства с Надеждой Георгиевной и процессе по делу Кирилла Мостового можно прочитать в романе М. Вороновой «Женский приговор» (прим. ред.). , с которой Ирина крепко подружилась. И Ирина посоветовалась с ней насчет идеи отдать сына сразу во второй класс. Опытный педагог, Надежда Георгиевна сказала, что систематическое образование лучше начинать с азов, а не с середины, и договорилась, чтобы Егора приняли в отличную английскую школу, где, как она обещала, мальчику не дадут скучать.

В конце августа Ирина с Кириллом повезли его на школьный базар, купили форму и ранец именно такой, как он хотел, и набили его под завязку разной канцелярией. Кирилл через своих богемных друзей достал краски «Ленинград» и набор толстой рельефной бумаги для акварели, а его любимый архитектор привез из Москвы пачку атласных тетрадок в глянцевых обложках и подарил настоящие переводные картинки.