Виктория Платова - Из жизни карамели

• не пора ли менять долларовую заначку на заначку из английских фунтов, евро и юаней?

• не пора ли менять работу?

• не пора ли менять страну проживания?

• не пора ли менять рубашку или сегодня еще можно походить во вчерашней?

• не пора ли менять зубную щетку и пасту заодно?

• не пора ли совершить что-нибудь такое (этакое), что заставит жену посмотреть на него другими (восхищенными и изумленными) глазами?

В силу инертности и прикладного характера Рыбьего мышления большинство из этих вопросов не находили ответа, а решались только незначительные – насчет рубашки и зубной щетки с пастой. И то не сразу, а после длительного обдумывания в туалете, ванной и за кухонным столом.

В это утро все было по-другому

Хотя бы потому, что, проснувшись, Рыба-Молот не обнаружил у себя в голове ни одной мысли, даже самой ничтожной. Причинно-следственные связи, идентификация личности, воспоминания – все оказалось стертым, сорвавшимся с якоря и унесенным в открытый океан в неизвестном направлении.

Океан, – подумал Рыба, – океан – это такая штуковина, в которой плещется много воды. Вода в океане соленая… Я знаю, что такое «океан», что такое «вода» и что такое «соленый», – уже хорошо. Отбросив «воду» и «соленый», он сосредоточился на океане и спустя непродолжительное время увидел над волнами чайку.

Оп-паньки, да это же всемирно известный Дзэнатан… тьфу ты, холера!.. Джонатан Ливингстон! Привет тебе, привет!..

Я знаю, что такое «холера» и что такое «дзэн», не путать с «дзынь», а также с «дзынь-дзынь»! Ситуация проясняется.

Поглазев на океан еще немножко, Рыба заметил наконец живописную группу божьих тварей, резвящихся на волнах аккурат под чайкой Джонатан Ливингстон. Рептилии? Пресмыкающиеся? М-м… млекопитающие? Да нет же, это рыбы!

Ры-бы!

Рыб было ровно четыре штуки – три муксуна (привет вам, привет!) и еще одна, напоминающая акулу, со странной головой в виде кузнечного молота.

Так это же я! – обрадовался Рыба. – Т очно я! Я и есть Рыба-Молот!

После самоидентификации дела пошли веселее: Рыба вспомнил, что зовут его Александр Евгеньевич Бархатов, что ему тридцать пять лет от роду, что его первой женой была Кошкина, а второй – Рахиль Исааковна, что армяне – древний библейский народ, что рафинированное подсолнечное масло не годится для салатов и лучше заправлять их оливковым; что живет он в Питере и только что покинул его и уехал…

Куда это он уехал?

В «муркину задницу», как говаривала Кошкина, или, по-простому, в город Салехард, где нет даже железнодорожной станции, зато есть много водки, кривоногие продавщицы, горящие помойки и шаманы, способные струей из своего пениса столкнуть с орбиты любую зазевавшуюся звезду.

Скудные мысли о Салехарде особой радости не принесли, и Рыба-Молот попытался задвинуть их в дальний угол, заслонить другими – об Изящной Птице.

Со вчерашнего дня Рыба-Молот влюблен, он влюбился еще до Салехарда, но уже после Питера… он влюбился в самолете, точно! С Изящной Птицей он летел одним рейсом, но она почему-то сказала, что направляется в Гонолулу. Гонолулу – это где? В Северном полушарии, в Южном? Или Гонолулу вообще не существует, как Атлантиды или Эльдорадо? Не существует для него – вот оно что!.. В те украшенные манго, лаймом и папайями небеса, где парит Изящная Птица, вход рыбам-молотам заказан!

Чем так рвать сердце – лучше думать о Салехарде.

В Салехарде Рыба-Молот скотски напился – впервые в жизни. И видимо, совершил кучу гнуснейших (таких и этаких) поступков. Количество водки, которое он влил в свой почти что дистиллированный организм, не поддается исчислению. После подобных возлияний должна дико болеть и раскалываться голова и перманентно возникать рвотные позывы. Так гласят все самые мудрые книги на земле, все своды правил, кодексы и руководства по эксплуатации.

Но голова у Рыбы-Молота не болела, а блевать и вовсе не тянуло. Он чувствовал себя прекрасно, вернее – не чувствовал никак. Все органы, большие и малые, маскировались, как могли, сидели тихо, не курили, не чихали, не покашливали – и поэтому определить их местоположение не представлялось возможным. Рыба попытался прощупать пульс (тот не прощупывался), приложил руку к груди – туда, где, по уверениям медиков, находится сердце (сердце тоже не стучало). В довершение ко всему, рука оказалась легкой, почти невесомой.

НЕУЖЕЛИ ПОМЕР?

Особой радости это открытие Рыбе-Молоту не принесло, но и огорчения тоже. К тому же оставался открытым вопрос, куда это он переместился, – если факт скоропостижной кончины действительно имел место. Рыба приподнялся на локте, пошире распялил глаза и огляделся.