Виктория Платова - Из жизни карамели

Рыба, сам того не желая, погрузился в воспоминания о меноре и о том, как Рахиль Исааковна потащила его на праздник Хануки в «Октябрьский», где выступали Розенбаум с Кобзоном и хор Турецкого. А также группа «Воровайки» в качестве специального приглашенного гостя. Было довольно весело, хотя Рыба все время отвлекался на ермолку, которую водрузила на его абсолютно круглую и абсолютно русскую голову жена. Ермолка то и дело слетала с макушки, а Рыба думал о том, что вот какие все-таки странные люди – евреи! Даже в такой малости, как головной убор, они идут по пути наибольшего сопротивления. Ведь для головы куда удобнее кепка, или шапка-ушанка, или папаха, или буденновка. Или солдатская пилотка, на худой конец. Ан нет – ермолка, и хоть ты тресни!..

Еще более странной, чем евреи, Рыбе показалась тарелка, стоявшая на столе. Уж очень она была большой и напоминала, скорее, блюдо. Причем блюдо, которым пользовалось не одно поколение в семье: с мелкими сколами, щербатыми краями и одной разветвленной, похожей на паутину трещиной. Рыба решил было, что это какая-то невиданная, антикварная вещь, и даже перевернул ее в надежде увидеть иероглифическую метку периода китайской династии Суй (известной широким кругам общественности гораздо меньше, чем династии Мин и Тан). Но никаких следов династии Суй не обнаружилось, зато обнаружился унылый логотип фарфоро-фаянсового завода г. Конаково, цифра «1980» и пять полустертых олимпийских колец. Рыба в очередной раз решил, что совершенно ничего не понимает в олигархических пристрастиях, и, поставив тарелку на место, продолжил изучать зал. Он отметил про себя, что к столу – с разных его концов – приставлены два кресла с высокими спинками и подлокотниками в виде изготовившихся к прыжку львов. Кресла явно нуждались в реставрации, поскольку бархат – и на спинках, и на сиденьях – протерся, залоснился и потерял первоначальный цвет.

Больше из мебели не было ничего.

И на стенах не было ничего. И на полу. Один голый и негостеприимный камень.

Кроме двери, через которую Рыба-Молот проник в зал, существовала еще одна – ведущая в лифт. Самая обычная, какие встречаются в любой панельной девяти- и двенадцатиэтажке. На ней висела табличка с номерами служб, ответственных за эксплуатацию. А ее поверхность украшало некоторое количество стандартных подъездных надписей и пиктограмм. Будь их больше, и столбик непонятных цифр обязательно затерялся бы. А так он читался совершенно отчетливо.

1984

1988

1991

1998

2002

2005

Никакой определенной системы в цифрах (а вернее – датах) не просматривалось. И поначалу – вспомнив о кольцах на тарелке – Рыба решил, что речь идет об олимпиадах: следующей после московской лос-анджелесской и так далее. Но 1991-й в олимпийский цикл не вписывался, зато отсылал к августу и смене власти в стране. Дефолтный 1998-й продолжил линию знаменательных событий, а вот на 2002-м и 2005-м линия благополучно обрывалась. Нельзя же назвать судьбоносными для России год знакомства Рыбы-Молота с первой женой Кошкиной. И год знакомства со второй женой Рахилью Исааковной.

Рыба еще успел подумать, что, возможно, это цифры из магического квадрата Альбрехта Дюрера, восстановленного знаменитым уфологом В. Г. Ажажей. А вот про зашифрованную формулу создания философского камня подумать уже не успел: в недрах «Восточного Панибратца» что-то ухнуло, крякнуло и загудело.

Это спускался лифт.

Когда дверцы его распахнулись, Рыба увидел всемогущего дракона-олигарха и его жену Марь-Сергевну. Панибратец был в смокинге, а Марь-Сергевна – в длинном вечернем платье цвета давленой вишни и такого же цвета перчатках. И с крошечной сумочкой «D&G» на сгибе правого локтя. Глаза у Марь-Сергевны были завязаны.

Увидев Рыбу с судком, Панибратец подмигнул повару и приложил палец к губам.

– Ну же, дорогой мой! Скоро уже? – капризным голосом произнесла Марь-Сергевна.

– Потерпите, моя дорогая. Еще несколько минут, и мы будем на месте.

Сказав это, Панибратец подхватил Марь-Сергевну под руку и стал вместе с ней нарезать круги по залу

– А что это за место? – спросила жена дракона-олигарха на середине дистанции.

– Москва-Сити, – бросил Панибратец.

– Но ведь она же еще не достроена!

– Вверху не достроена. А внизу, на подземных этажах, давно и успешно функционирует.

– У меня уже глаза болят… И веки режут… И ресницы затекли… А макияж? Что будет с моим макияжем?