Мишель Бюсси - Я слишком долго мечтала

И внезапно мне вспоминаются слова Улисса: Контракт с маленьким ансамблем музыкантов-латинос. Любителей … И еще слова человека-ящерицы в гамаке: Он там вкалывает весь день, а к вечеру я поеду за ним на нашем фургоне … Фургон! Тот самый размалеванный «шеви вэн»!

Господи, неужели это Илиан?!

Квартет заводит La Bamba . Несколько прохожих хлопают и топают в такт музыке. Группа все время передвигается, не прекращая игры. Подходит ближе к нам.

Bamba, la Bamba …

Лицо второго гитариста неразличимо под полями сомбреро, за широкой спиной Портоса, но, судя по взглядам в мою сторону, он меня узнал, я в этом уверена.

Илиан?

Неужели я пролетела через полпланеты, океан и два континента, чтобы узнать моего возлюбленного в гитаристе с накладными усиками, в сомбреро и костюме тореадора?! Какое счастье, что я ничего не рассказала Фло!

Квартет играет все быстрей и быстрей и, не останавливаясь, проходит перед нашей террасой. Bamba, la Bamba … Атос, Портос и Арамис ускоряют темп, завидев тридцатью метрами дальше группу пожилых американских туристов. Похоже, сюда пожаловал в полном составе целый дом престарелых, чтобы вставить новые недорогие челюсти. Bamba, la Bamba … А д’Артаньян замедляет темп, смотрит на меня и поет – на плохом испанском, но для меня одной, свою Bamba :

Короткая пауза. Илиан стоит в трех метрах от меня. Улыбается мне. Смущенно. Удивленно. Трое других музыкантов, отойдя подальше, начинают играть «Только однажды» – нечто вроде национального мексиканского гимна. Илиан аккомпанирует им, не сводя с меня глаз. Слова песни разносятся по улице, взлетают к небу, некоторые из них я улавливаю и мысленно перевожу как придется:

Я выдвигаю пустой стул рядом со своим. Подзываю официанта и заказываю еще одну «Маргариту», хотя не допила свою. Однако мой возлюбленный колеблется, не решаясь положить гитару и бросить остальных мушкетеров, которые уже отошли от нас, нацелившись на лучшую добычу – беззубых американских пенсионеров. Скрипка почти не слышна, можно различить только звуки трубы. И тогда я очертя голову напеваю в тишине площади Санта-Сесилия – нет, скорее наговариваю, но достаточно громко, чтобы Илиан меня услышал:

Илиан молчит, но за него говорит его гитара:

– А вам идут усы!

Илиан гордо разглаживает свое украшение. Но, кажется, слишком усердно: они начинают отклеиваться, что делает его еще более смешным. И более дерзким. Мне ужасно хочется прижать к ним палец, к этим фальшивым усам, чтобы они не сползали, или сорвать их одним движением, как отдирают ставшую ненужной повязку. А потом поцеловать больное место.

– Не смейтесь надо мной, Натали.

– Да я и не смеюсь.

Мне ужасно нравится его сконфуженный вид мальчишки, пойманного в тот момент, когда он напялил на себя взрослый наряд.

– Ну а вы сами, Мисс Ласточка? В Тихуане карнавал круглый год. Вы забыли про свой костюм ласточки?

Вот это умение дать шутливый отпор мне тоже нравится в нем. Хорошо подмечено, Ил! Я ведь половину жизни щеголяю в своем костюме стюардессы – на работе, в аэропортовских отелях, а иногда, за недостатком времени, даже на улицах всех столиц планеты. Илиан садится рядом со мной и, заметив, что стол качнулся, слегка кривит губы, потом улыбается. Отворачивается, с тревогой смотрит вслед удаляющимся музыкантам. Меня он не поцеловал, даже не прикоснулся. Одно утешение: теперь он неотрывно смотрит мне в глаза.

– Что вы здесь делаете?

Как бы мил ни был Илиан, пусть не надеется на мое признание, что я бегаю за ним по всей планете! И пусть не изображает простодушие: уж мне-то известно, кто посеял камешки на дороге своей «одиссеи». И я притворяюсь, что удивлена:

– Тот же вопрос я хотела задать вам. Что вы здесь делаете? И откуда узнали, что я буду сидеть именно на этой террасе, в Тихуане? И что я обожаю мужчин с наклеенными усами, в блестящих костюмах, которые поют «Кукарачу»?