Джефф Мариотт - Нарко. Коготь ягуара

– Да, это вряд ли. Но владелец «Диарио» – олигарх, – сообщил Отрава. – Не чета дону Пабло, но мультимиллионер. Наверно, жалованье им платит он, а не Осорио.

– А зачем это ему? – поинтересовался Агилар.

– Потому что броские заголовки продают газеты. Накинувшись на картели, Осорио сам стал сенсацией – даже тележурналисты и другие газеты пишут о его передовице. Это шикарная реклама для «Диарио», так что для владельца газеты уберечь жизнь своего золотого дна того сто́ит.

– Что ж, раз мы не можем добраться до него и не можем перекупить его охрану, что ж нам делать? – спросил Змееглаз.

– Хочешь вернуться к дону Пабло и сказать, что сдаешься?

– Черт, нет! – вскинулся Змееглаз. – Уж лучше дать этим наемникам прикончить себя. Они хотя бы сделают это быстро.

– Тогда у нас нет выбора, – подытожил Агилар. – Придется придумать, как до него добраться. И надо сделать это до того, как он выпустит продолжение, а то Пабло будет вне себя.

Он минутку посидел, глядя на товарищей и покачивая головой.

– Что? – не выдержал Отрава.

– Да просто подумал, как странно сидеть в комнате, измышляя лучший способ прикончить кого-то.

– По мне, так совсем не странно, – отозвался Отрава. – Вы когда убили человека впервые?

– В пятнадцать, – сообщил Змееглаз.

– Для меня это было в ту ночь, когда мы достали Косту.

Оба других воззрились на него во все глаза.

– Так ты новорожденный! – воскликнул Отрава. – Младенец-душегуб!

– Пожалуй. Никогда не считал себя убийцей. Пожалуй, сейчас я все пересматриваю. Я не тот человек, каким был – или каким себя считал, а с этим надо обвыкнуться.

– Мне в первый раз было одиннадцать, – выложил Отрава.

– Одиннадцать?! Так это ты был настоящим младенцем-душегубом?

– Мои предки были бедны, как церковные крысы, – пожал плечами Отрава, – но кто-то из нашей церкви подарил мне новехонький велик. По соседству был пацан постарше, этакий задира. Увидал, как я на нем еду на второй день, что у меня был велик, сбил меня на землю и отобрал его. Ну, я вернулся домой, взял отцовскую пушку из ящика стола и ходил по улицам, пока не сыскал его. А потом пальнул в него четыре раза. Первые два раза мазнул, но он так перепугался, что оцепенел, нассав в штаны, так что я подошел поближе и последние две пули всадил в его жирную уродскую харю.

– И что дальше?

– Получил свой велик обратно, – осклабился Отрава. – Я был не такой дурак, чтобы сделать это при свидетелях. Во всяком случае, если кто и видел, им хватило ума держать рот на замке. Никого так и не арестовали.

– Тебя это мучило? – полюбопытствовал Агилар. – Что ты кого-то убил?

– Ни капельки. Спал как младенец. И с того дня знал, что, если кто-нибудь насрет мне, я уж разберусь. И разбирался. Начал сам красть велики, потом мотики, машины – что мог. Потом меня завербовали к дону Пабло. И когда я узнал, что кто-то будет мне платить за то, что я и так делал с радостью, это стало лучшим днем в моей жизни. И ни разу, ни на миг не пожалел об этом.

Агилар разрывался между противоречивыми чувствами. Он стал убийцей добровольно – он с самого начала понимал, что поручения Эскобара рано или поздно к этому приведут. Но в то же самое время он некогда посвятил свою жизнь – пусть и ненадолго – защите общества от людей вроде Отравы. Всегда считал, что у него есть свой нравственный кодекс, но если таковой и был, то Агилар нарушил все его нормы без особого труда одну за другой.

– Меня это еще беспокоит, – признался он. – Пожалуй, чуточку. Не так, как я думал.

– Ну, ты в этом деле весьма неплох, – заметил Змееглаз.

– Спасибо, – Агилара прошил легкий трепет гордыни. – Это ведь работа, правда?

Отрава бросил взгляд на часы.

– Четыре десять. Пора бы ему уже выйти.

Осорио был человеком привычки – каждое утро прибывал в редакцию к восьми, а уходил в десять минут пятого пополудни. Ел завтрак в одном и том же ресторане в окружении своей группы физического воздействия. Обед ему доставляли в редакцию, а ужинал он в одном из нескольких излюбленных ресторанов. У него не было ни жены, ни семьи и вроде бы никаких других интересов, кроме работы. Вернувшись домой после ужина, он уже не переступал порог до следующего утра.

И действительно, через пару минут в поле зрения возникла привычная процессия. Бронированный «Субурбан» впереди с вооруженными бойцами. За ним второй, с Осорио и парой телохранителей, и мотоциклы вровень с ним. И, наконец, третий «Субурбан».

Глядя из квартиры, они даже не могли уверенно сказать, сидит ли Осорио в средней машине, хотя и видели, как он садится в нее и высаживается в ряде других случаев, и верили, что заведенный порядок вряд ли меняется. Он сидел в центре заднего сиденья, а телохранители по обе стороны от него. Окна тонированные. Угол обзора из этого окна совершенно неудачный; отсюда Осорио не разглядеть. Они обсуждали, не попытаться ли выстрелить из окна квартиры, но крышу вседорожника пули не пробьют.