Николай Леонов - Откройте, я ваша смерть

Валет лежал в одиночной камере на железной кровати поверх одеяла, держась рукой за забинтованное плечо, и смотрел в потолок тоскливым взглядом. Когда вошли трое оперативников, он изменился в лице и со стоном уселся на кровати, попытавшись одной рукой подсунуть себе под спину подушку.

– Ну, здравствуй, Валерий Галанов, – приветствовал уголовника Гуров. – Ты не морщись, я тебе здоровья вполне искренне желаю. Чтобы выздоровел и перед судом предстал. Ну, и как положено – прямиком оттуда в колонию строгого режима.

– Прям отец родной, – тихо пробубнил себе под нос Валет.

– Ну, мое хорошее расположение еще не повод, чтобы нарушать установленные порядки. Или забыл уже через две недели на воле, что нужно вставать?

– А нечего было стрелять в меня, дырки делать, – огрызнулся Валет. – Вот и не требуйте теперь. Я раненый, мне позволительно.

– Симулянт ты и зануда, – засмеялся Крячко, обходя маленькую камеру и заглядывая за раковину, за кровать. – Мы что, не знаем, что пуля только задела тебе руку выше локтя? Это даже проникающим ранением не назовешь. Так, ссадина, глубокая царапина.

– А я вообще могу отказаться от допроса по состоянию здоровья и потребовать перевода меня в медицинское учреждение!

– Можешь. – Гуров уселся на табурет и положил ногу на ногу. – Только стоит ли усложнять отношения между нами? Ты полагаешь, что тебе светит добавка к сроку за побег? Не будь наивным. Раз мы тебя вычислили и взяли, значит, у нас есть что тебе предъявить, поэтому и не стали тебя пасти и разрабатывать.

– Ну? – Валет все же поднялся и сел на кровати, сложив руки на коленях и уставившись в пол.

– Нукает тот, кто запрягает, – вставил Крячко. – Холера за собой большой воз тянет. И ты теперь за ним паровозом пойдешь. Если, конечно, не убедишь нас, что с зоны ты сорвался, исключительно соскучившись по зеленой травке и цветочкам на солнечной лужайке. А еще особенно сурово к тебе суд отнесется из-за нападения на сотрудника полиции при исполнении им служебных обязанностей. Напали вы на него, ребята, потому что узнали в нем опера. Пока ты не по уши в дерьме, Валера, давай сотрудничать. Мы тебе добавку к сроку поменьше – ты нам ваш с Холерой художественный промысел. Сам понимаешь, что нам заказчик нужен, нужен канал, по которому цацки должны были уйти.

Валет молчал около двух минут, глядя в пол. Сломать его, надавить простыми угрозами надежды было мало. Валет – это не дешевый урка, он вор серьезный, опытный. Но в сложившейся ситуации, когда его и Холеру пришлось брать, иного выхода, как только разыгрывать этот спектакль, не было. И надеялись оперативники не просто на удачу, они исходили из личности обоих задержанных преступников, из оценки их прошлых дел, воровской «специальности» обоих. И косвенно оперативные данные, имеющиеся у оперативников на данный момент, показывали, что Холера и Валет готовили преступление. Был даже шанс в результате разработки окружения обоих получить более конкретные сведения. Возможно, что преступление совершается подручными, помощниками.

– Че хотите? – наконец изрек Валет.

– Мы? – Гуров разочарованно вздохнул, громко хлопнул и пружинисто поднялся с табурета. – Время с тобой тут терять! Дурак ты, Валет! Совсем нюх потерял на зоне. Ты бы хоть напряг извилины свои и подумал бы, на кой черт нам тебя брать, если на тебя ничего нет. Ты за кого нас держишь? Ты меня давненько знаешь. И Крячко тоже. Думаешь, нам заняться нечем, только с тобой тут многозначительными взглядами обмениваться. Давай, Гаврилов, запускай процедуру по полной программе, и чтобы я этого лица не видел лет пятнадцать-двадцать.

Лев пошел ва-банк и не проиграл. Он специально загнул про такой большой срок, и Валет не выдержал. Видимо, нервы у уголовника были на пределе, а выйти на волю лет эдак в 60 его совсем не прельщало. Любил Валет пожить, всласть пожить, а годы уже не те, не мальчик уже.

– Стойте!

– Ты чего орешь? – остановился Крячко в дверях, когда они с Гуровым уже собрались выходить из камеры.

– Подождите… Я согласен!

Сыщики переглянулись, и Лев, вернувшись, демонстративно уселся на табурет перед Галановым. Валет бегал глазами по камере, кусал губы, о чем-то продолжая лихорадочно думать, потом хрипло произнес:

– В сознанку иду. На полную.

Крячко тут же вышел из камеры, а через минуту снова появился, уже с диктофоном и микрофоном на подставке. Валет хмуро смотрел на приготовления. А когда аппаратура была установлена, заговорил: