Дарья Кожевникова: Ночь падших ангелов

Его едва не вывернуло наизнанку, не от брезгливости, а от какого-то глубокого морального отвращения, когда он увидел, что у Ноздрева, оказавшегося под оружейным прицелом, мелко затряслись щеки и отвислый подбородок, а на брюках расползлось темное мокрое пятно. История повторялась…

Но, к счастью, в домик быстро ворвались бойцы в камуфляже, избавившие Ромку от этого тошнотворного зрелища. Он только и успел незаметно спрятать свой пистолет обратно за пояс, как один из мгновенно скрутивших всю шайку омоновцев присел перед ним:

— Ты — Ромка? Ты как, братан?

— Если бы вы мне подогнали обратно мою коляску, вообще все было бы отлично.

— Немного подождешь? Мы скоро вернемся!

— Конечно. — Ромка только кивнул, прекрасно понимая, что время заниматься его персоной наступит только после полного захвата всей территории. А про коляску это он просто так сболтнул, первое, что пришло на ум, потому что на самом деле хотелось просто истерически хохотать от охватившего его облегчения.

Когда Ромку на его раздобытой коляске торжественно выкатили из лагерных ворот, то его там встретила поистине адская какофония. Не допущенные ОМОНом за периметр байкеры собрались поблизости от высаженных ими же ворот и теперь приветствовали своего собрата — газовали, орали, жали на клаксоны.

Ромка крепко стиснул зубы, глядя на них: именно сейчас сдержать эмоции оказалось труднее всего. Хорошо, что Айка кинулась к нему, отвлекая его внимание на себя, иначе он в конце концов точно не выдержал бы и разрыдался.

— Где Лана? — сдавленно спросил он у сестры, в качестве приветствия своим братьям вскидывая сжатый кулак.

— У нас дома. Я ее заперла, когда сюда кинулась.

— Что?!

— Ну да. Она, как узнала, что ты вне опасности — омоновцы сюда по рации передали, а Генка мне перезвонил, — так начала нести какой-то бред насчет того, что она тебя недостойна. Вот я и решила, чтобы она не надумала удрать втихаря, не брать ее с собой, а оставить в квартире, заперев на ключ. Короче, сам теперь с ней разбирайся. По мне, так вы оба друг друга стоите. Да, она не ангелочек, но и ты, извини, с половиной города в свое время…

Прерывая Айкино выступление, к Ромке начали сбегаться его прежние приятели, наконец-то решившие оставить в покое своих железных коней. Гена, Ярополк, а за ними и все остальные, старые друзья, до боли знакомые лица.

— Явились! — Айка хмуро сверкнула глазами в Генину сторону.

— А где эта… Ланочка? — спросил Ярополк, не заметив ее поблизости.

— Поль! — Малейшей запинки в его голосе хватило Ромке на то, чтобы сразу подобраться, как перед броском. — И вы все, кто считает меня своим другом. — Он обвел взглядом столпившихся байкеров. — Я знаю, что слухи о Лане до вас точно дошли, а до кого-то уже и с подробностями. Так вот, на будущее. Если кому-то из вас в голову взбредет сболтнуть о ней какую-то гадость, то пусть он будет готов и к тому, чтобы потом подойти ко мне, глаза в глаза, и мне в лицо плюнуть. Если есть такое желание, то вперед! А если нет, то даже не заикайтесь о ней. Даже в мое отсутствие, даже по пьяни!

— Не заводись, брат, мы — могила, — раздался голос из плотных рядов.

— Ну тогда… — Ромка позволил себе оттаять, зная, чего стоят такие обещания, — как же я рад всех вас видеть! Вы даже этого не представляете, черти!

В инвалидной коляске, с ногой на аппарате Арсений выехал в больничный парк. Подъехал к ждущему его Ромке, стоящему на протезах, взглянул на него снизу вверх, усмехнулся:

— Ну вот мы и поменялись с тобой ролями! Теперь ты на ногах, а я на коляске. И как же я тебя теперь понимаю!

— Не понимаешь. — Ромка покачал головой. — Ты прекрасно знаешь, что у тебя все это не навсегда. Так что… в общем, поправляйся скорее и не пытайся примерять на себя мою шкуру. Расскажи лучше, как у тебя дела.

— Как, как… Руки, слава богу, спасти удалось, а с ногой еще месяца два валяться, если не больше. Не сумел я удачно приземлиться.

— Неудивительно. Ты и так не в лучшей форме был, а в прыжке тебя, говорят, еще и подстрелили.

— Зацепили, что стало последней каплей. Среагировал и не успел извернуться, шмякнулся о землю, как разжиревший кот. Но уже на земле я вовремя вспомнил твой рассказ о том, как ты передвигался. И, зажимая ногу, чтобы кровавый след не оставлять, я успел не отползти, а откатиться с открытого места. Это оказалось гораздо быстрее. Поэтому, когда ноздревская свора выскочила за забор, я уже успел в кустах притаиться. Они же подумали, что я удрал, раз под забором не валяюсь, и кинулись далеко вперед. Мне оставалось после этого лишь перекатываться дальше, перетянув ногу и периодически затаиваясь в укрытиях. Так и добрался в конце концов до дороги. А там уж, как только смог, сразу кинулся звонить Валентину.