Борис Васильев - Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

Ночью подпоив «рыбаков» и дождавшись, когда они уснут, Кувалдин тщательно прощупал один рюкзак и убедился — рыба в нем только для видимости, остальное — золото. Для верности вспорол ножом рюкзак. У костра рассмотрел — золотые самородки. Разбудил своих напарников, объяснил суть дела. Спросил:

— Что будем делать?

Напарники спросонья и похмелья никак не могли взять в толк, чего хочет инструктор.

— Ну и хрен с ними, пусть остаются со своим золотом, мы им не помощники, — заявил категорично каратист. — Утром смываемся отсюда.

— Плохо соображаешь, Колюня, — пожурил воспитанника Кувалдин. — Это ж такое богатство. А они все равно пропьют.

— Правильно! — пришел наконец в себя второй ученик, Павел. — Давайте умыкнем это золото и смоемся.

— Не пойдет, — не одобрил такое решение Кувалдин. — Это старатели. Они нас запомнили, и милиция найдет в два счета.

Ученики со страхом уставились на него, догадавшись, к чему он клонит.

— Чтобы красиво жить, надо много иметь. А чтобы много иметь, надо уметь рисковать, — пояснил свою мысль Кувалдин. — Решайте.

Колюня затрепетал.

— Я не могу, духу не хватит.

— А зачем же тогда тебе самбо? Перед девочками красоваться? Тогда надо было идти в секцию культуристов. А ты, Павел? — повернулся Кувалдин ко второму ученику.

— Боязно первый раз, конечно, — признался Павел. — Но игра, по-моему, стоит свеч.

Поколебавшись еще немного, согласился и Колюня.

Это было первое «мокрое» дело. Кувалдин видел, как переживают ученики, и у него на душе было муторно, гадко, потому останавливались чаще, чем намечали, и пили больше, чем раньше позволял инструктор.

Время, говорят, лечит любые раны. Месячное плавание притупило сознание, выветрило первые огненные эмоции, а через полгода молодые убийцы уже с улыбкой, наслаждением вспоминали «жмуриков»…

Потом были новые походы в тайгу, новые приключения со старателями, искателями женьшеня.

На четвертом году работы во Дворце молодежи Колюня, тот самый Колюня, который говорил, что у него духу не хватит убить человека, решил в одиночку заняться рэкетом. И попался. Вскрылись кое-какие более ранние дела, числящиеся за ним и за группой. Состоялся шумный процесс. Вся группа «спортсменов» загремела за решетку. Кувалдин получил пять лет и, выйдя из заключения, вынужден был скитаться с охотниками за женьшенем и золотодобытчиками по тайге, пока Семен Семенович Фриднин не пристроил его охранником на прииск Рыжевье. В свободное от службы время Кувалдин стал обучать своих коллег приемам самбо и карате, чем завоевал симпатию президента ассоциации, и через год его назначили старшим охранником, а еще через два — начальником охраны.

Похищение крупной партии золота было задумано Осьминогом еще в прошлом году, но удобный момент выпал только в этом, и на тщательную подготовку ушел не один месяц.

Не везет ему в последнее время. Видно, переоценил свои способности, прежние успехи притупили бдительность. Так обмишуриться с летчиком! А еще говорил: «Наш парень. Уволен из военной авиации, то ли жена, то ли любовница — в лагере». Вот тебе и наш. Объегорил всех, один шестьдесят килограммов захапал… Нет, его надо достать. И не будь он, Кувалдин, паханом, если не достанет его.

Кукушкин явился уже когда стемнело, веселый, улыбающийся, возбужденный — видно, крепко поддал. Достал из дипломата бутылку водки, колбасу, хлеб.

— Танцуй, начальник, хорошую новость принес: объявилось наше золотишко. И знаешь где? — Не дожидаясь ответа и не глядя в злые глаза Кувалдина, продолжал балагурить: — Никогда не догадаешься. — Повернулся и ответил погасшим тоном: — В Хабаровске.

— В Хабаровске? — удивился Кувалдин. — Вот не думал, что черт его дернет туда укатить. Осьминог уверял — нет у него там никого.

— Может, и нет, — кивнул Кукушкин. — Может, и не донес летун золотишко: ныне по тайге и кроме нас много разного люда шастает. Нам какая разница. Главное — «рыжевье» вернуть.

— Разница большая. Мог тот завладеть, к кому и не подступишься.

— Подступимся, — уверенно хихикнул Кукушкин. — Крупнее осьминога в наших краях хищников не водится. Так что пить будем, гулять будем, а завтра рванем в Хабаровск.

— Теперь я порадую тебя новостью, — не принял и на этот раз шутку Кувалдин. — Нас выследили. И пить мы не будем. В Хабаровск рванем не завтра, а сегодня…

Выпить они все же рискнули, неплотно задернув занавески: пусть подглядывают и решат, что в эту ночь они никуда уходить не собираются, коль сели кутить. Разыгрывали сцену, как в театре. Пили, спорили, обнимались. Потом разделись до трусов, выключили свет, но полежали с полчаса.