Людмила Грицай - Белая волчица

— Есть, — с нескрываемым тоном обиды ответил Жилкин и вышел из кабинета.

«Ну ладно, — подумал про себя Владимиров, когда дверь за его молодым коллегой закрылась, — сегодня он, вероятно, ничего не натворит: пока мне все свои похождения опишет — рабочий день уже кончится, а завтра найдем применение его дедуктивным способностям».

И майор погрузился в изучение документов, которые ему оставил Левин. Минут через сорок в кабинет вошел сам Егор.

— Ну как? — осведомился он, — ты спрашивай, может, я еще что-то упустил. Или что-то не так с документами?

— Да нет, — отозвался Владимиров. — Документы в порядке, я их практически все изучил. Но мне, знаешь, нужно войти в это дело, ухватиться за его суть…

— А, ты как всегда, куда тебе деться от прошлого оперуполномоченного, — проворчал Левин, — тебе нужно на месте осмотреться, дать волю своей интуиции?

— Ты меня хорошо знаешь, — согласился Владимиров. — Нужно мне побольше узнать о личности этой Волковой, что-то у меня пока не складывается ее портрет, надо с родными пообщаться.

— Давай, — согласился Левин, — да и я толком не успел этого сделать: только с матерью да и то мельком. Мать, кстати, была какая-то заторможенная, не плакала, не причитала, все в одну точку смотрела, лекарств каких-то напилась что ли. А у меня как раз через час встреча здесь с этим таксистом. Так что тоже займусь работой.

И Владимиров стал набирать со служебного телефона номера родственников Волковой. Дозвониться удалось только до старшей сестры погибшей, которая пояснила, что их мать попала в больницу с сердечным приступом, она же сейчас находится в квартире сестры: собирает вещи и готовится забрать своих племенников. Впрочем, потерпевшая была согласна на то, что майор ненадолго заглянет в эту квартиру, чтобы провести опрос. Узнав адрес, Владимиров отправился на встречу.

Уже через час он был возле типичной девятиэтажки, примостившейся на относительно небольшой улице, состоящей из одинаково серых домов советской застройки конца 70-х годов. Владимиров зашел в нужный подъезд, поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь ему отворила стройная моложавая женщина с длинными светлыми волосами:

— Здравствуйте, вероятно, с вами я по телефону разговаривала? — спросила она и, получив утвердительный ответ, пригласила майора войти в квартиру.

Эта была небольшая трехкомнатная квартира с неплохим, но несколько безвкусным ремонтом. Бросалась в глаза какая-то эклектика: в коридоре дорогая мебель соседствовала с нелепыми вычурными обоями и вызывающими картинками на стенах, кухня, в которую они прошли, была украшена бордовой плиткой, соседствующей с черной мебелью «под старину».

— Наталья Игоревна, я понимаю, что эта квартира вашей сестры? — осторожно начал разговор Владимиров.

— Да, Светкина, — просто ответила женщина.

Минутная пауза в их разговоре была нужна майору, чтобы повнимательнее разглядеть свою собеседницу. Он успел увидеть на ее лице немного вызывающую косметику, уже заметные морщинки и какую-то усталость во взгляде.

Из одной из комнат доносились голоса детей. Поймав взгляд Владимирова, его собеседница сказала:

— Это ее дети. Дочери скоро семь лет будет, в школу в этом году идет, а сыну только три.

— Вы их к себе будете забирать? — также осторожно продолжил майор.

— Да, а куда же еще, — отозвалась женщина, — отца у них нет, вернее, отцов. Они же от разных мужиков, но это, впрочем, уже неважно. Хорошо, что хоть квартира ее осталась. Светка ее года четыре назад купила, торопилась от матери уехать, новостройку брать не стала, старый фонд, но ремонт сделала, все в порядок привела, деньги ведь у нее были…

Наталья на несколько секунд замолчала.

— Можно мне закурить? — обратилась она к майору.

Тот утвердительно кивнул. Его собеседница достала пачку сигарет и с некоторой нервозностью затянула в себя серый дым.

— А я ведь уже говорила до похорон с вашими сотрудниками. Постараюсь не повторяться. Но сейчас хочу немного добавить, но уже о другом. Ведь о том, чем занималась Света вам известно. Всегда думала, что ее до добра это не доведет, но она и слушать ничего не хотела. А я ведь на нее обижалась: в детстве и сейчас. А видите, как вышло: в свои тридцать пять лет младшую сестру похоронила. От вас приходил такой полицейский — молоденький, рыженький, он у меня все спрашивал, так настойчиво спрашивал, известно ли было мне, что сестра с криминалом связалась. Намекал, видно, что из-за этого ее убили. А мне все было с самого начала понятно. Только невдомек ему, почему она такой стала.