Яна Егорова - Скрам 2

— У вас был когда-то сын? — вопрос сорвался с моих губ.

— Был.

Расторгуев ответил так, что было ясно даже мне — не стоит ворошить прошлое этого человека, это чересчур тяжело для него.

Мы миновали еще несколько перекрестков.

— Так что, Наталья Олеговна, я безумно рад, что в его доме и в его жизни появились вы. Что мы с Борисом Емельяновичем? Делаем, что можем, но никогда не будет в наших с ним силах заменить Адриану настоящую семью. Вас же он подпустил совсем близко. Я очень надеюсь, вы не побоитесь стать для него родным человеком. Видите, так бывает. Верно ведь говорят, родственников не выбирают. А вот родную душу найти и выбрать вполне возможно. Я вижу, вы его понимаете и не боитесь ничего. Верно, Адриан это почувствовал и именно по этой самой причине ему хорошо с вами. Вы, кстати, первый человек, кто всегда находится рядом с ним, сидит в его кабинете и даже живет через две стенки от него. Я все это говорю только для того, чтобы вы не обижались, что он отправил вас домой. Не ищите в действиях Адриана логику, которую можете понять вы. Он живет не так, как мы с вами и думает не так. Иногда кажется, что даже дышит по-другому. И дело не в вашем профессионализме. Вы же заметили, какую помощницу Адриану Аароновичу подыскал брат? Несколько высших образований, со всех сторон идеальная, непревзойденная помощница. Ей недостает только двух вещей. Знаете каких, Наталья Олеговна?

Михаил Павлович бросил на меня быстрый взгляд в зеркальце заднего вида:

— Чуткости. И такой элементарной вещи, как обычной душевности. Вы заметили, сколько профессионалов работает на него на двадцать четвертом этаже? Все как солдаты. Работают и работают каждый день. Поставь рядом с ним любого из них — они будут счастливы. Но никогда не смогут заменить ему семью.

Остаток дня до самой ночи я переваривала все слова, сказанные дворецким. Бродила по квартире, делая вид, что занята какими-то делами. Заходила в кабинет шефа, вроде как поправить стопку карандашей на его столе. А потом позвонила домой. Мне вдруг очень остро стало недоставать моего младшего братика. Я прекрасно понимаю, почему я здесь. Но после слов Михаила Павловича начала разрываться между своим домом и этим домом. Чем больше говорил Михаил Павлович, тем больше я видела перед собой их обоих — Адриана и маленького Никиту. Теперь, после его рассказа, я еще лучше начала понимать своего брата. Не согласна с той ролью, которую отвел мне добродушный Расторгуев. Боюсь, что он воспринимает мое присутствие в этом доме через ломанную призму своих надежд — я только работник, причем очень незнающий и неуклюжий, которому еще учиться и учиться, прежде стать хоть кем-нибудь.

Засыпала я, читая в телефоне очередной труд об аутизме. Много предположений совсем несвязанных с реальной жизнью. На сорок первой главе провалилась в глубокий, довольно мучительный сон, ничем не отличавшийся от моих дневных размышлений. Поначалу я куда-то бежала, потом споткнулась и падала. Страшно. Было очень страшно падать с высоты и долго-долго не видеть и не чувствовать дна, так долго, что уже стало все равно, разобьюсь я или нет — главное уже приземлиться.

Приземления так и не произошло. Меня кто-то выдернул из сна, схватив в последний момент за руку! И хотя хватка не была сильной, скорее осторожной и нежной — чужая рука вырвала мое сознание из кошмара с силой втолкнула его же в реальность.

Я резко открыла глаза и в почти полной темноте своей спальни увидела силуэт человека, склонившегося надо мной.

Заметил ли он в темноте, что я приоткрыла глаза и вижу его? Этот силуэт я не спутаю ни с чьим — довольно узкие плечи, немного сутулая осанка и худоба на удивление крепких запястий мужских рук, одна из которых держала мою руку. Без сомнений, на краю моей кровати прямо сейчас сидел Адриан Шагалов. Я уже молчу об аромате цитруса и древесины, который узнаю в любом, даже самом глубоком сне. Еще от него тянулся тонкий запах мыла — мой шеф недавно был в душе, об этом свидетельствовала прохлада его пальцев и майка с коротким рукавом — в таком виде он не позволял себе появляться при чужих людях.

Стоило ли говорить что-то? Он явно был уверен, что я крепко сплю. Поддавшись интуиции, не издала ни звука, продолжив из-под приоткрытых век наблюдать за ним. Однако ничего не происходило. Адриан рассматривал меня в темноте, его пальцы скользили по моей коже, поглаживая тыльную сторону моей ладони. Больше ничего не происходило. Все выглядело так, как будто только за этим он сюда и пришел. Что же это? Он чувствует себя виноватым за то, что случилось днем, но не может сказать этого напрямую? Михаил Павлович говорил, что в поступках Адриана Шагалова нет смысла искать логику. Он не такой как мы, поэтому его действия зачастую могут иметь совершенно другой смысл, который мы обычно в них вкладываем. Он не понимает чувств, сам не умеет чувствовать. Тогда… если это так… Объясните мне, что он сейчас делает? Что это, если не чувства? Пусть даже чувство вины, сожаления, а не совсем то, чего мне хотелось. Но это же чувства, которые есть! Он не ледяной, не снежный человек без души и без пламени в сердце. Он живой.