Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

– …как ты считаешь? – спрашивает меня о чем-то Светка, понятия не имею о чем!

– Не знаю, – честно отвечаю я, потому что действительно ничего не знаю!

У столика в нише напротив обедает молодая пара: тот самый красавец-мачо лет тридцати, который вчера и позавчера несколько раз приглашал танцевать мою сотрапезницу, и девица явно ему не под стать – носик уточкой, широкое лицо, маленькие глаза, жидкие волосы. Девица-не-красавица, но явно с гонором, который сквозит во всем: в обращении с персоналом, в жестах, во взглядах, в брезгливых касаниях и надменном тыканье пальчиком… причем явно в нашу сторону! Меня, если честно, раздражают подобные девицы, поэтому я демонстративно отворачиваюсь и внезапно спрашиваю:

– Свет, а как ты нажила капитал? Или это вопрос слишком интимный?

Серый Волк брякает ложечку о блюдце и удивленно таращит на меня свои хищные, сегодня совершенно зеленые глаза.

– Вопрос более чем интимный и к тому же неприличный, но тебе, Левушка, я отвечу. Для начала я вышла замуж за деньги. Я была не слишком красива, но во всяком случае лучше, чем эта. – Светик брезгливо двигает плечиком в сторону все еще глазеющей на нас девицы. – И еще у меня были мозги, которые многие мужчины – не в обиду тебе будь сказано – ценят больше, чем красоту или хороший характер. Хороший характер, кстати, никто не ценит – возьми на заметку, пригодится. Вставишь в роман какой-нибудь… Да! Я вышла замуж за деньги, но ко времени развода научилась делать их сама, причем гораздо лучше мужа! Потому что я вообще способная. – Она жмурится и чуть не мурлычет. – Очень, очень способная!

– Не сомневаюсь! – серьезно говорю я.

– А потом пошло-поехало… И все правда, что деньги к деньгам. Главное было даже не заработать, а сохранить. Потому что, когда я свой капитал наживала, рынок у нас был прям как при феодализме: если ты не чей-нибудь вассал и не можешь отсидеться за крепостными стенами какого-нибудь князя при набегах варяг, татар и прочих викингов, тебя сожрут с потрохами. Я выбрала правильно и, как видишь, до сих пор жива… и даже местами здорова. Хотя рынок с тех пор не слишком изменился. И теперь все друг друга жрут, дерут в клочья, подставляют и даже отстреливают. Слушай, а давай сменим тему? Скажи, правда, что Николай Николаевич показывал тебе свою коллекцию… ну, которую он с собой возит?

– Откуда ты знаешь? – удивляюсь я.

– И что там такие уникальные вещички… – Светка снова жмурится, и я, кажется, начинаю понимать, почему бриллианты – лучшие друзья девушек. Особенно таких, которым хорошо за сорок… особенно таких! Потому что даже при одном упоминании о драгоценностях Светик хорошеет на глазах и сбрасывает лет этак пяток. – Просто музейные экспонаты, да?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – отвечаю я. – И потом, не ты ли сама читала мой договор и растолковывала мне, как опасно быть болтливым, имея патроном такого сюзерена, как наш обидчивый богатырь Никитич? Ничего я не видел: ни драгоценностей, ни чего-то другого!

– Ну тогда и я тебе ничего не скажу! – надувается она. – А тебе с твоим любопытством наверняка захочется задать мне кое-какие вопросы!

– Какие? – тут же настораживаюсь я.

– Любые!

– Так уж и любые! И пока у меня вообще нет никаких вопросов… разве что о Лин: настоящая она китаянка или нет? Хотя ответ очевиден: нет. Иначе она разговаривала бы с акцентом, а она говорит так, будто родилась и выросла тут. Вот я сам и ответил!

– Ну-ну… – саркастически замечает Светка. – Если тебя устраивает такой ответ…

– Я не прав?

– Ты прав, Левушка… ты всегда прав!

– Но ты явно хотела сказать совершенно противоположное!

– Почему ты так решил? – Теперь эта невыносимая женщина открыто надо мной издевалась.

– Потому что я хорошо слышу интонацию, – бурчу я, и настроение портится окончательно. – Спасибо за компанию! – говорю я и встаю, чтобы покинуть ресторанный зал и снова слоняться без всякой цели… Я уже написал пробную главу, в которой фигурируют и кролики, и коростеньское босоногое детство, и экскурс в древнюю историю – с мстительной княгиней Ольгой, явившейся сводить счеты за убитого древлянами мужа. Муж был еще тот перец: собрав дань и прогуляв ее, он решил, что может вытрясти с вассалов еще, и явился снять с искоростенцев исподнее. Которые, как и все, кого беззастенчиво грабят и отбирают нажитое, не стерпели и, приладив князюшку ногами к вершинам двух наклоненных дерев, растения эти отпустили… Жена, явившаяся рассчитаться за позорную смерть мужа, прикинулась кроткой горлинкой и востребовала дань малую: всего-навсего по три голубя да по три воробья со двора. Затем ее воины привязали к птицам тлеющий трут и отпустили – а те полетели по домам. Легенда, конечно. Скорее всего, Ольга спалила Искоростень просто и без затей. Насладившись зрелищем трупов и пепелища, вдова отправилась восвояси… Да, маленькая деталь: перед тем как предать огню старых и малых, Ольга, объявленная затем святой и равноапостольной, закопала заживо древлянских послов. Это было первое посольство – второе милая молодая женщина сожгла заживо в бане… Кстати, не отсюда ли и сказки о Бабе-Яге?! Наверняка! Сделанное столь понравилось княгине, что, войдя во вкус, она спалила уже целый город… О, забыл! Ольга на поминках по мужу еще и приглашенных гостей убила! Сам собой напрашивается вывод: равноапостольная она была или попросту серийная маньячка? Но чем тогда можно было заниматься, кроме как воевать? Вышивать княгиня Ольга явно не любила, иначе сидела бы себе за пяльцами и горевала потихоньку. А она потихоньку не желала… потому и равноапостольная! То есть приравненная к мужикам, которые имели полное право поступать так, как желали, и ходить войной туда и сюда.