Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Зачем тебе бомбить, если хватило денег на шестерку «ауди»? – спросил он водителя. Нажал на кнопку. Увы: ветровое стекло бликовало, и зернышко лица не взял зум.

Или купил ты ее на вырост, опережая зарплату, для понтов, поразить коллег, намекнуть шефу, что достоин повышения. Но пока надо выплачивать неподъемный кредит. Так, что ли?

Белым прямоугольником светился номерной знак. Не забрызганный грязью по самое не хочу. Машину помыли совсем недавно: по Москве она такой чистенькой недалеко бы уехала. Петр мысленно послал зеленый луч любви водителю-аккуратисту. Нажал зум.

– Везуха мне сегодня, – вслух сказал Петр и записал номер.

Он ухмыльнулся. Набрал питерский номер отца.

– Привет. Хочешь, скажу тебе то, что мечтает услышать каждый отец.

– Что у меня будут внуки?

Но отец тут же уловил паузу – почувствовал, что допустил бестактность:

– Шутка юмора. Ну?

– Ты был прав.

– Во! Понял на старости лет? Отец всегда прав. А в чем я прав на сей раз?

– Пока, – не стал терять время Петр.

…И три: почти любую базу данных в Москве можно купить. Например, базу данных на владельцев зарегистрированных транспортных средств. В несколько ударов пальцами по клавишам Петр добрался до владельца «ауди», его года рождения, его паспортных данных, его водительских прав, его адреса, его телефона, его практически души и сердца.

Звали его Степан Андреевич Бобров, было ему двадцать восемь лет.

Лампы были натыканы по краю зеркала так, чтобы тебе казалось, будто ты – актриса, наводящая грим перед спектаклем. А не тетка в парикмахерской.

Были бы очки, Вера сняла бы, а так – все было видно в подробностях, которые обычно оставляли Веру равнодушной, но именно сейчас – не радовали. Пудра, забившаяся в морщинки у глаз (что они там вякали? что этот консилер не скатывается?). У губ опять начали проявляться «орешки» (надо бы подколоть ботокс).

Мелирование делали, как выразилась Соня, «на воздух». Поэтому волосы Веры торчали во все стороны слипшимися сосульками. Вспоминались фотографии птиц, подыхающих после разлива нефти. Фирменное белое кимоно, которое в салоне надевали на клиенток, смотрелось больничным халатом. Вера решила смотреть не в зеркало, а в журнал.

Журнал был старый – светская хроника в нем относилась к кинофестивалю «Кинотавр», который прошел в июне. Вера с интересом рассматривала тех, кого могла назвать сверстницами. С завистью – тех, кого сопровождали мужья схожего возраста. Таких, справедливости ради, было всего ничего. Две-три пары. Или это, можно считать, много? Вера изучила фотографии. Вера принадлежала к женам первого призыва: тем, кого не сменили в нулевые, и глядя на сверстниц испытывала чувство принадлежности к ст… – к славной, тут же поправила она себя – гвардии. Как наполеоновские солдаты, которые уже прошли Аустерлиц, и может, даже Бородино, но не дошли до Ватерлоо. Вера придвинула журнал к глазам. Можно ли понять по позам, по взглядам, по языку жестов, спят супруги вместе или нет? – задумалась она.

«Мы с Борисом на фото тоже, наверное, супер». А толку?

На другой странице была фотография режиссера Бондарчука, рядом юная прекрасная «Паулина», – прочитала Вера. Чем жена-то не хороша была? – зло удивилась она переменам в личной жизни режиссера и бросила журнал на столик.

Тем более что к ней снова подошла Соня. Стала щупать засохшие иголки волос. Соня носила звание «серебряных ножниц Москвы». Вера была не из тех, кто топает к парикмахеру-мужчине, только потому что он с яйцами: в тупой уверенности, что женщина женщине «всегда завидует», а потому хорошо не подстрижет.

Мужчины – вот те как раз предают запросто.

А женщины обычно подставляют тебе плечо.

Если, конечно, до того не подставили ногу.

– Отлично, – похвалила Соня. – Идем смываться.

Линзы пришлось снять, так как Соня поставила на столик колбу с лаком – аэрозоль линзам противопоказан. Соня накручивала ее волосы на круглую щетку, обдувала горячей струей из фена, выпускала душистые облачка лака.

Когда Вера надела линзы и снова посмотрела в зеркало, увиденное ей понравилось. Нет, Вера не питала глупых надежд: если твоему мужу надоело с тобой спать, никакая прическа уже не спасет. Это факт.

Она сама не могла сказать, зачем подстригла и перекрасила волосы.

Но стало – лучше. Легче. Как будто вместе с мокрыми ошметками Соня смела метелкой на совок мелкие гадости. Клацнуло крышкой ведро, проглотив мелкие обиды.