Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Она плюхнулась на сиденье, отмахнулась:

– Ладно. Не принцесса.

– Нет. Ты не принцесса. Ты молодец.

Света посмотрела ему в глаза прямо:

– Это она? Она была с Иркой в кафе?

– Не знаю, – признался он. Но в голосе его уже снова был металл: – Просто делай, как говорю.

Он не сказал: это опасно. Ни к чему. Он не допустит, чтобы это стало опасно – по крайней мере, для кого-либо, кроме него самого.

– Ясно?

Света кивнула, утопив нос в воротнике из «мексиканского тушкана». Петр думал. Вырисовывались новые возможности.

– Может, так даже лучше, что телефон перехватила жена. Я ее знаю. Тут же забегает ногами по потолку, начнет следить за ним, начнет прессовать его со своей стороны. В войне на два фронта Борис скорее допустит ошибку.

– Ты не думаешь, что Ирка позвонит ему сама первой и все раскроется, – вдруг сказала Света. Это был не вопрос. – …Ира больше не позвонит.

– Нет, – честно сказал Петр.

– Ира больше не вернется, – и это не было вопросом.

– Нет, – глухо признал Петр.

– Она… Он… – но выговорить это Света не смогла.

– Да, – сказал Петр, барабаня пальцами по рулю.

Света не шевельнулась.

– У него есть много возможностей сделать так, чтобы ему это сошло с рук, – сказал Петр. – А я хочу, чтобы не сошло.

Света все молчала.

– Да, – наконец выпустила из-за воротника она. – Я тоже хочу.

А потом утопила лицо в капюшоне, вся съежилась и больше не издала ни звука.

Всю дорогу Борис думал только одно: «Если встанем в пробец, если встанем в пробец, если встанем в ебанец, мне пробец». Колено прыгало. Пробок пока не было. По радио протрубили позывные новостей. Слушать опять про отравление Соколова сил не было.

– Леш, выруби! – попросил Борис спину водителя.

Стало тихо. Только шум дорожного движения.

«Ну, ну, ну». Борис одновременно хотел и поторопить Лешу, и попросить, чтобы ехал осторожнее: не дай бог остановит инспектор. Беспокойно поглядывал в окна, как американский фермер, высматривающий в прерии первые признаки торнадо.

Но доехали гладко. Бориса захлестнула паническая радость: чудо! Здание аэропорта казалось дворцом развлекательного парка. Огни его отдавали у Бориса восторженной щекоткой в грудной клетке. Получилось.

Леша, видимо, чувствовал нечто похожее, потому что:

– Вот жить стали! – поделился, открывая дверь. – Докатились в Шарик – как яичко по скатерти.

Борис послал энергетический луч благодарности невидимому московскому мэру – а заодно президенту, который никуда сегодня не отправился, перегородив для своего кортежа половину московских улиц.

Багажа у Бориса не было. Он натянул перчатки. Зашагал к входу, педантично и неторопливо показав себя камерам наблюдения: апорт, товарищ Антонов! Ловите меня в Минске.

Честному человеку нечего скрывать.

Кроме частного самолета, зарегистрированного на компанию на Каймановых островах.

Борис зафыркал, но уже без «и-а!». Он успокоился.

Все шло по плану.

Из автоматических дверей дунуло сухим теплым воздухом. Борис видел за ними фойе, темные гроздья стоявших спиной пассажиров.

Борис ступил внутрь, ощупывая в кармане распечатку билета, книжечку паспорта. Как вдруг – будто в дурном сне, когда все одетые, а ты один голый, – толпа дружно обернулась на него.

– Вот он… Вот он…

Первые ряды понеслись рысцой. «Лавинная атака конницы», – идиотски вспыхнуло в голове. Потом Борис понял, что в руках у них не казацкие пики, а микрофоны. Не чемоданы, а камеры.

Микрофоны немедленно ткнулись к самому его носу. Перед лицом повисла какая-то мохнатая хрень, похожая на шмеля-мутанта, из задницы которого торчала рукоять. В глаза ударили вспышки. От ламп камер моментально заломило виски. Борис заморгал. Неловко поднял козырьком руку в перчатке.

– Вы летите на Северотаежную? Вы приехали в аэропорт, как только узнали?

– Что говорит президент?

– Каков статус катастрофы на текущий момент?

– Сколько погибших? Сколько раненых?

– Вы собираетесь встретиться с семьями шахтеров?

Глаза его, несмотря на световую боль, округлились, как у волка между двумя ослепляющими трубами охотничьих прожекторов. Раскалившийся от паники мозг молниеносно выбрал крохи информации из сошедшей лавины. Разнес, расставил в логическом порядке. Северотаежная была одной из самых больших и самых старых золотодобывающих шахт его компании. Не одна из, нет: самая большая, самая старая. Во всей России. Осознав это, все прочие слова, включая «погибшие», «раненые», «спасатели», «МЧС», «семьи», его пылающий мозг, экономя время, объединил в одно: пиздец.