Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Дмитрий Львович сделал паузу.

«Не заплатили? – гадала Вера. – Перебили остальное?»

– …Разводятся… Разводятся! И делят! Веджвудский! Сервиз! Времен! Пушкина! Фу-у-у-х, – выпустил пар он.

Вошел изящный Леша с подносом. Вера подивилась, как сразу не заметила семейного сходства. Оно было несомненным. Глядя на Дмитрия Львовича, можно было увидеть погребенного внутри, под стареющей жирноватой плотью когдатошнего юношу, прообраз теперешнего Леши.

– А вы? – поинтересовался Дмитрий Львович.

– Я? – пробудилась Вера.

– Вы случайно не разводитесь? – легкомысленно поинтересовался он. – А то вдруг туфельки Тальони купите – и сразу делить: вам левую, ему правую.

– Нет! Что вы! – слишком уж быстро выпалила Вера. Добавила: – Нет-нет.

Елизавета Антоновна Свечина без памяти любила дочь. Обожала (хотя и несколько сверху вниз) мужа. Но страстью ее – безумной, с огнем, трепетом, бессонными ночами – были кошки. Кошки глядели лунными глазами. Под пышными воротниками тихонько стучал мотор, когда кошки запрыгивали Елизавете Антоновне на колени. Хвосты напоминали плюмаж на шляпе французского короля.

Несмотря на свой всегда полусонный («обдолбанный», мысленно уточняла Майя) вид, кошки вели бурную жизнь. Как спортсмены олимпийской сборной, они проводили год в непрерывных разъездах с одного состязания на другое, делая небольшие перерывы на беременность, обставленную такими же генеалогическими заботами, как свадьба в королевской фамилии. Кошки не гуляли сами по себе – каждая увенчивала собой великолепную родословную и продолжала ветку древа дальше, еще пышнее, еще великолепнее.

У кошек были свой повар-диетолог, парикмахер-стилист и тренер.

Елизавета Антоновна Свечина охотно делала бы все сама. Ведь это по любви! Но не успевала. Кошек было много.

Британские ученые утверждают, что если смотреть на вещи непредвзято, а учитывая чисто популяцию и объем органической массы, то наша Земля – планета не людей, а насекомых.

Если смотреть непредвзято, то квартира председателя Президентского комитета Свечина, занимавшая целый этаж старинного дома на Остоженке, была квартирой кошек.

Даша следила за ними не отрываясь.

Кошка спала в уголке на диване. Кошка сидела на спинке стула. Кошка показывала уши из рояля (с всегда на одной и той же странице раскрытыми нотами). Еще одна возникла как ниоткуда. Подошла, лениво подрала козетку, поточила когти и пошла дальше.

– Мы ваши огромные поклонники, – говорила Елизавета Антоновна.

– Не пропускаем ни одного вашего спектакля с самого вашего приезда в Москву, – поддержал хозяин дома: приятный неяркий шатен средних лет.

– Илье Николаевичу с его работой просто немыслимо вырваться куда-то вечером, – перехватила эстафету жена. – Но на ваши спектакли мы приходим всегда. Всегда.

И даже тень под резным креслом вдруг открыла желтые глаза, зашевелилась… Даша замерла.

Супруги чуть переглянулись – она их слушает вообще?

– Спасибо огромное, – тут же перехватил разговор Славик. – Ваши слова очень приятно и радостно слышать.

…Тень потянулась, дымчатой кляксой вскинув хвост, смачно оторвала от пола одну заднюю лапу, потом вторую…

– Для артиста похвалы очень важны. Мы работаем для зрителей, – нес он пургу, которую танцовщики обычно несут в интервью, а ужин у Свечиных ничем не отличался по уровню опасности от беседы с журналистом. Как бы чего не ляпнуть.

…Тень прошла сквозь лес ног и ножек. Подтирая боком то одну, то другую. Покачивая хвостом…

– Наверное, вы очень устаете в театре, Даша, – ласково подал идею молчаливой гостье Илья Николаевич.

…Потом задние ее лапы подступили поближе к передним. И кошка легко вскинула себя прямо Даше на колени.

– А! – вскрикнула она, вскочила, панически смахивая животное. Всплеснула руками. Брякнула тарелка. Опрокинулся бокал. Расплылась, впиталась в скатерть розовая лужица.

«Ебанько. Точно – ебанько», – мрачно подумала Майя, наблюдавшая все это в узенькую щель между косяком и дверью.

– Ах!.. Что!.. Оцарапалась? – хозяйка вскочила, уронив салфетку, бросилась. Но не к гостье, а к кошке. Бережно перехватила животное под грудь. Кошка повисла, обмякла, выставив передние лапы. Вид у нее был обычный – отрешенный.

– Ей нельзя волноваться, – с трудом скрывая раздражение на неуклюжую гостью-дылду, объяснила Елизавета Антоновна. Но раздражаться она не имела права: дылда могла помочь Майе. И чтобы не испортить дипломатическую миссию, Елизавета Антоновна наскоро сляпала объяснение: – Пойду измерю ей давление. Вы не представляете… Только говорят, что у кошки девять жизней… Они такие хрупкие. А ей завтра в Лондоне на чемпионате выступать. Защищать честь России. Это же не шутки.