Владимир Престолов - Рекрут

Вероника посмотрела на собеседника, вздохнула, и по бледному личику снова покатились слезы.

— А мне некуда идти, — обречено произнесла Вероника, утирая слезы, и опустила голову.

— Как это некуда? — не мог ничего понять Вадим. — Вот же твой дом!

— Был…

— Что значит был?

— Я здесь не прописана.

— Ну и что? — недоумевал Вадим. — Ведь это квартира твоей родственницы, и ты имеешь право…

— Не знаю, — вздохнула Вероника, — я ничего уже не знаю.

Девушка опять беззвучно заплакала.

— Ну перестань, перестань! — строго пожурил ее Вадим. — Что тут знать?

Вихрев встал.

— Идем, я тебя провожу, а то мне тоже бежать нужно.

— Она опечатана.

— Кто? — не понял Вадим, у него уже тоже голова пошла кругом.

— Дверь, — пояснила Вероника, — квартира опечатана.

— А, — наконец дошло до Вадима. — Вот бюрократы, ну и прытки! Ладно, не кисни, переночуешь, а завтра разберемся, утро вечера мудренее.

— Я боюсь.

— Чего?

— Всего, — прошептала девушка и прижалась к нему, в данной ситуации он был единственной для нее опорой и защитой. — Не оставляйте меня, пожалуйста!

Немного поразмыслив, Вадим подумал, что не может оставить ее одну в таком состоянии. Нужно было как-то помочь ей с квартирой, не идти же бедняжке на панель.

— Хорошо, — согласился Вадим, — я помогу тебе разобраться с квартирой, но потом я должен буду уйти. — Он приподнял за подбородок заплаканное лицо девушки: — Лады?

Вероника облегченно вздохнула и даже улыбнулась краешком пухлых розовых губ:

— Ладушки…

— Тогда вперед, — уверенно приказал Рекрут и, подхватив свои и Вероникины вещи, решительно двинулся вперед.

Вероника молча последовала за Вихревым.

Подъем был крутой, и Вихрев то и дело останавливался, чтобы подождать запыхавшуюся Веронику. Девушка настолько обессилела, что останавливалась почти на каждом этаже, виновато вздыхала и старалась не смотреть на своего попутчика. Чем выше поднимались молодые люди, тем медленнее двигалась Вероника, ноги ее не слушались.

— Тебе плохо? — взволнованно спросил Вадим, видя, что девушка побледнела и еле держится на ногах.

— Ничего.

Вадим переложил вещи в одну руку, а другой подхватил под локоть Веронику. Так они наконец добрались до цели.

Квартира была опечатана. Вадим, не колеблясь ни секунды, сорвал никчемную бумажку со штампом домоуправления и, открыв замок ключом, широко распахнул дверь в квартиру. Из помещения дохнуло спертым неприятным воздухом…

Старый дворник Камиль Ибрагимов любил выпить, но чтобы впадать в запой, такое случалось с ним редко. И бывало это только в чрезвычайных ситуациях: после большой неудачи или большой потери. Вот и сейчас старый татарин беспробудно пил уже вторые сутки…

Камиль Ибрагимов тяжело переживал смерть Надежды Макаровны — старой учительницы, которая учила его детей. Он всегда относился к ней с уважением и теплотой. Возможно, потому, что она относилась к нему по-человечески, никогда не «тыкала», как многие, и благодаря ей его шалопаи стали настоящими людьми, получили высшее образование.

А сколько раз она посещала его убогое подвальное помещение, сколько раз она вела беседы с ним о том, что его детям непременно нужно учиться дальше, убеждала в необходимости поступления в институт, говорила о том, какие они у него способные и талантливые. Да если бы не эта скромная женщина, то быть его ребяткам такими же, как их папашка: мели бы двор, или, что еще хуже, куковали бы на нарах…

Старик тяжело поднялся с дощатого настила, покрытого одним байковым одеялом, и подошел к столу, который был гол как сокол, вернее, остались на нем лишь пустой стакан да такая же пустая бутылка.

Голова трещала, на душе лежал «камень», а мысли путались. Камиль почесал небритую щетинистую бороду и полез в наволочку, где он обычно хранил деньги. К его радости там оказалась нужная сумма, и старик, облегченно вздохнув, решил немедленно отправиться в ночной ларек, чтобы купить очередную бутылку водки для утешения души.

Дворник шел по улице, поеживаясь от холода, но мысль о купленной бутылке водки согревала душу. Старый человек уже мысленно представлял себе, как сварит дома картошку в мундирах, приготовит нехитрую закусь и помянет хорошего человека.

Проходя мимо того злополучного места, где разбилась Лефтова, он остановился пробубнил какую-то молитву на татарском языке и, вздохнув, представил себе, как летела бедная женщина с четвертого этажа. Он поднял голову и замер: в квартире Лефтовой горел свет.