Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

— Ну может, тут что-нибудь отыщется. Сварить вам кофе? Бьюсь об заклад, вы оба не ужинали.

Когда она вернулась через десять минут, Кэти и Боб сидели, положив перед собой по две пачки листов. Боб читал вслух. Они сверяли записи строчка за строчкой.

Мардж поставила кофе на стол и молча ушла. Охранник выпустил ее из здания. Застегнув теплое толстое пальто, перед тем как пересечь заснеженную автостоянку, она вдруг обнаружила, что молится: «Господи, если там есть что-то, что может помочь бедному мальчику, помоги им найти это!»

Боб и Кэти работали до зари.

— Пора кончать, — сказала она. — Я должна съездить домой, принять душ и переодеться. В восемь мне надо быть в суде. И в любом случае я не хочу, чтобы тебя здесь увидели.

Боб кивнул. Слова, которые он читал, теперь мешались у него в мозгу. Снова и снова они перечитывали четыре рассказа Рона о том, что он делал в день убийства, сосредоточиваясь на времени между его разговором с Ниной Питерсон в магазине Тимберли и тем моментом, когда он в панике выбежал из ее дома. И не нашли ни единого значимого расхождения.

— Но здесь должно что-то быть! — упрямо твердил Боб. — Я заберу записи с собой… и дай мне списки, которые мы сделали по тем четырем делам.

— Папки я тебе дать не могу.

— Знаю. Но, может быть, мы при сравнении упустили какой-нибудь факт.

— Нет, Боб, — мягко сказала Кэти.

— Я поеду прямо к себе в контору. — Он встал. — И начну все снова. Сравню все это со стенограммами судебных заседаний.

Кэти помогла ему сложить бумаги в его дипломат.

— Не забудь диктофон и кассеты, — сказала она.

— Не забуду. — Он протянул руку и обнял ее. На миг она прильнула к нему. — Я тебя люблю, Кэт.

— И я тебя.

— Если бы только у нас было больше времени! — воскликнул он. — Чертова высшая мера! Да как, черт побери, у двенадцати людей хватило духу вернуться в зал суда и сказать, что мальчик должен умереть? Когда — и если — настоящего убийцу схватят, Рону это уже не поможет.

Кэти потерла лоб.

— Сначала я была рада, что высшую меру восстановили. Я жалею жертвы, жалею куда больше, чем преступников. Но вчера у нас в суде был мальчишка. Ему четырнадцать, но на вид больше одиннадцати не дашь — тощенький, щуплый ребенок. Родители — безнадежные алкоголики. Они подали жалобу на него, как неисправимого, когда ему было семь лет. Нет, ты подумай — семь лет! С тех пор он скитался по детским приютам. Постоянно убегает. На этот раз жалобу подписала мать, а отец ее оспаривает. Они разошлись, и он хочет, чтобы мальчик жил с ним.

— Ну и что произошло?

— Я выиграла… если это слово здесь подходит. Я настаивала, чтобы его отправили назад в приют, и судья согласился. Отец настолько отупел от алкоголя, что стал почти идиотом. Мальчик попытался выбежать из зала — помощник шерифа еле успел его схватить. Он впал в истерику и кричал: «Я всех ненавижу! Почему у меня не может быть своего дома, как у других ребят?» Психологически он так травмирован, что, возможно, его уже не спасти. Если через пять-шесть лет он убьет кого-нибудь, мы убьем его электрошоком? Должны ли мы? — В ее глазах заблестели слезы усталости.

— Я знаю, Кэт. И зачем мы выбрали профессию юристов? Может, нам следовало бы быть умнее? Это выматывает всю душу. — Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. — Я тебе позвоню.

У себя в конторе Боб поставил полный чайник на электроплитку. Четыре чашки крепкого черного «Нескафе» разогнали туман в мыслях. Он ополоснул лицо холодной водой и сел за свой длинный стол. Аккуратно разложил листы и взглянул на стенные часы. Половина восьмого. В его распоряжении до казни есть ровно двадцать восемь часов. Вот почему у него так колотится сердце, почему так сжимается горло.

Нет, это больше чем отчаянная потребность спешить. Что-то рвалось в его сознание. «Что-то мы упустили», — подумал он.

И на этот раз это не было предчувствием, это была уверенность.

Еще долго после того, как Перри ушли домой, а Луфтсы отправились спать, Стив и Хью Тейлор продолжали сидеть за обеденным столом.

Другие агенты уже спокойно и умело сняли отпечатки пальцев во всем доме, а также обыскали его и весь участок в поисках следов похитителя. Но корявая надпись так и осталась единственным свидетельством его существования.

— Отпечатки на рюмке и чашке, вероятно, совпадут с отпечатками на сумочке Шэрон Мартин, — сказал Хью Стиву.

Стив кивнул. Во рту у него пересохло и чувствовался противный вкус. Четыре чашки кофе. Бесчисленные сигареты. В тридцать лет он бросил курить. Но после смерти Нины опять начал. Тогда первую сигарету ему дал Хью Тейлор. Уголки его рта задергались в подобии угрюмой, невеселой усмешки.