Виктория Платова: Увидимся в темноте

– Что за хрень? Что здесь происходит, Сережа?

Вяткин:

– Понятия не имею.

Крик хоть и не прекратился, но стал заметно тише, и диапазон его съежился до одной ноты; получилось что-то вроде «ууууууууууууу». Монотонно, тоскливо и без всякого намека на паузу.

Брагин машинально дернул ручку, а затем постучал в дверь костяшками пальцев:

– Помощь нужна?

– Это нам нужна. – Рядом с Вяткиным, едва ли не дышащим в брагинский затылок, неожиданно нарисовалась фрилансер Грета. – Слышите вой? Второй год борюсь, чтобы их выселили. Куда только ни обращалась, а все без толку.

– Кого – их?

– Госпожу Ветрову и ее сынка-недоноска. Вот так вопить может двадцать минут кряду. И среди ночи, бывает, заводится. Одно время как-то поспокойнее был, врать не стану, а сейчас чуть ли не каждый день концерты устраивает.

– Что с ним такое? – понизив голос, спросил Брагин.

– С недоноском? – Грета брезгливо поморщилась. – Аутизм в тяжелой форме, как утверждает сама Полина. Что несовместимо с проживанием в коммунальной квартире. Налицо нарушение прав других квартиросъемщиков и членов их семей. Ну вот, заткнулся.

За дверью комнаты и впрямь наступила тишина.

– Я поначалу искренне сочувствовала бедняжке. – Тонкие Гретины брови сложились домиком. – Еще бы, больной ребенок, такого и врагу не пожелаешь. Она и работу давно бросила, и квартиру продала, сюда вот переселилась, в коммуналку. Все деньги – на врачей да на психологов, а тут не психологи нужны. И даже не психиатры. Санитары с носилками и смирительная рубашка – вот что.

Белый шум.

Все, о чем говорит сейчас энтузиастка интернет-права, – белый шум. Брагину нет никакого дела до страданий неизвестной ему женщины, он здесь – совсем по другому поводу. Но что-то важное промелькнуло в словах Греты, огонек в тумане, мелькнул и погас. Нет его.

– …Стоит и смотрит на тебя. Чистый ангелок. Стоит, смотрит и мочится в штаны. Или начнет головой о стенку биться…

– Вы простите, уважаемая, – прервал фрилансершу Вяткин. – Этот вопрос вне нашей компетенции. Обратитесь к участковому.

– Да он уже от меня бегает, участковый. А когда удается прижать к стенке, тоже говорит, что вопрос вне его компетенции. А ведь у меня и подтверждающие материалы есть. Видео и аудио.

Этого к стенке точно не прижмешь.

Примерно так подумал Брагин, когда увидел двухметрового гиганта в форме, явившегося вместе с Однолетом и плюгавым мужичонкой в темно-синем комбинезоне – слесарем.

– Лейтенант Белошейкин. – У гиганта оказался мягкий вкрадчивый бас. – Товарищ Однолет уже ввел меня в курс дела, но… Как же без ордера-то?

– Ордер подвезут с минуты на минуту.

С ордером должна была подъехать следователь прокуратуры Лера Гаврикова, бывшая стажерка Брагина, полгода назад отпущенная на вольные хлеба. Теперь же она снова оказалась в группе Сергея Валентиновича – слишком уж резонансной получилась история первой восковой маски. Охренеть смердящей, как выразился недавно Гриша Вяткин, измученный постоянными провалами в расследовании.

А теперь они имеют вторую маску – улыбающуюся. И смутную надежду, что дело таки сдвинется с мертвой точки.

– Может, тогда подождем? – пробасил Белошейкин.

– Вскрывайте.

На то, чтобы вскрыть дверь, слесарю и минуты не понадобилось. И вот они стоят на пороге квадратной комнаты с двумя узкими высокими окнами. Метров пятнадцать, не больше, и эти несчастные метры забиты мебелью: диван, платяной шкаф, пара стеллажей-трансформеров, хлипкая этажерка; два стола – обеденный со стеклянной столешницей и небольшой письменный у окна. Холодильник, засиженный магнитиками. Вытертый шерстяной ковер на полу. Мебель, за исключением стеллажей и новомодного стеклянного стола, перекочевала сюда прямиком из доперестроечных времен. Глубинные семидесятые или что-то вроде того. Все это выглядело бы совсем уж уныло, если бы не огромный куст гибискуса, стоящий в простенке между окнами.

Зеленые листья, красные цветы.

В доме Брагина, на кухонном подоконнике, тоже стоит гибискус. Не такой впечатляющий, совсем малютка, но размер листьев и цветов сопоставим. Есть и еще одно отличие: их с Катей гибискус – просто небольшой цветок в пластиковом горшке. А в здешнем заключен целый исторический пласт. Или даже несколько пластов. Достаточно подойти поближе, чтобы понять.

Мезозой, триас, мел.

И еще этот. Юрá.

Парк юрского периода.

Крохотные динозавры растыканы по веткам, внедрены в почву и даже прячутся в цветах. Сама почва влажная: гибискус поливали совсем недавно, день-два назад.