Елена Михалкова: Прежде чем иволга пропоет

– Ключ под горшком слева, где трещина.

Горшки с туями обрамляли дорожку, ведущую к крыльцу; по четыре с каждой стороны. Я покосилась на ближний. Да, длинная извилистая трещина, похожая на маршрут, которым от Москвы до Эстонии вел нас навигатор.

Я поняла, что он хочет мне сказать. «Возвращайся в любое время, я жду тебя, этот дом – и твой дом тоже». Я ничего не ответила, и Ясногородский мягко закрыл дверь прежде, чем Сергей оказался рядом.

Ни единой мысли в голове?

Вранье.

Одна мысль не оставляла меня с того момента, как я села в машину сыщиков: «У меня мог бы быть свой дом». Вот он, совсем близко. Дотянуться до ключа проще простого, только захоти! Под горшком слева, где трещина…

Как здорово мы зажили бы с ним вдвоем!

Как много веселых фокусов мы бы придумали вместе!

Слева по-прежнему рычали, сверху пели, справа били бутылки. В окно напирал потной тушей, будто толстяк в тесной бане, огромный город. Я пошире открыла створку.

Кажется, я сама превратилась в одного из тех нормальных людей, которых всегда презирала. Когда это произошло? В какой момент у меня появились простые, ясные ответы?

Малявки писали мне каждую неделю. Татьяна с Чухраем звали в Озерный. Я знала, что не приму их предложение, и они это знали, но это не имело значения. Вокруг меня потихоньку собирался новый мир. Мой собственный, в котором не было места ни Леониду Андреевичу, ни его чудесному дому.

Пусть плацкартный вагон. Даже если мне придется сидеть в нем до конца жизни, я не вернусь к Ясногородскому.

В конце концов, вдруг этот поезд когда-нибудь тронется с места!

Снаружи постучали. Я подошла к двери, распахнула ее, приготовившись в очередной раз сообщить соседке, что нужно открывать своим ключом, – и потеряла дар речи.

В коридоре стояли Гурьевы. Марина и ее муж.

У меня в ушах стало жарко, будто туда плеснули горячего молока. Господи, только не это!

– Привет! – спокойно сказал Борис Иванович. – Можно? Прости, что без предупреждения!

Не дожидаясь моего разрешения, они вошли. Я попятилась.

– Мы пытались дозвониться… – вступила Марина. – Но у тебя телефон не отвечает. Боялись, что ты уедешь и мы опоздаем.

Борис Иванович вытер вспотевший лоб.

– Ффух! Лифт декоративный, да? Я, кстати, на лестнице встретил трех тараканов. Крупные, косматые! Их здесь для боев выращивают, что ли?

– Боря, ну вот что ты!.. Подумаешь, таракан, у нас на Алабяна тоже жили тараканы…

– Да, но в аквариуме и мадагаскарские! Редкая мерзость, – доверительно обратился он ко мне. – Приятель оставил на месяц, а сам задержался в Кении на полгода. Я тебе потом эту историю расскажу.

Они болтали так, словно мы расстались вчера. Словно ничего не произошло. Не было трех с половиной лет, и вообще ничего плохого не было.

Я сглотнула и шепотом спросила:

– Как вы меня нашли?

– Илюшин нам сказал. Предупредил, что здесь антисанитария.

– Допустим, это преувеличение… – доброжелательно заметил Борис Иванович, и Марина всплеснула руками:

– Боря, ну какое преувеличение, если грибок под оконной рамой?

Мы одновременно посмотрели на оконную раму. А я-то думала: что это за черные разводы, которые не берет мочалка?

– Собери свои вещи, пожалуйста, – попросила Марина.

Я стояла, не двигаясь с места.

– Дина!

Я вздрогнула, когда Марина назвала меня настоящим именем, и уставилась на нее во все глаза.

– Товарищи, пока мы клювами щелкаем, нас эвакуируют, – страдальчески сказал ее муж. – Давайте я внизу посижу. А вы мне махните, когда подняться за вещами.

– Хорошо.

– Нет, подождите!

Борис Иванович остановился в дверях.

– Зачем вы… – У меня перехватило горло, но я все же смогла выдавить: – Зачем вы приехали?

Они переглянулись.

– Мы приехали тебя забрать, – раздельно, как маленькой, объяснил Борис Иванович.

– К-куда?

Я вдруг поняла куда. Но прежде, чем я позволила себе впустить эту мысль, страх, что я ошиблась, выбил из меня все дыхание. Воздух вокруг встал плотно, как вода. Я пыталась – и не могла вдохнуть.

Моя мать говорила, что в ад попадают по умолчанию, а рай нужно заслужить.

Разве я что-то заслужила?

– Мы приехали забрать тебя домой, – мягко сказала Марина.

Я не успела опомниться, ничего не успела сказать, как она шагнула вперед и обняла меня. И хотя она стиснула меня крепко-крепко, воздуха стало столько, что у меня закружилась голова. Я закрыла глаза, чтобы не упасть, и на мгновение перед тем, как провалиться в счастливую темноту, увидела, как раздвигаются стены, прорастая лианами, как зеленые стволы уходят в жаркую вышину; как под лианами идет, раскачиваясь, хмурая обезьяна, и подросший детеныш идет рядом с ней, – бесстрашный, как все, кого любят.