Елена Михалкова - Прежде чем иволга пропоет

Он подошел, громыхая сумкой, поставил ее перед Татьяной, – ни дать ни взять преданный пес, притащивший хозяйке поноску.

– Здесь детское питание. – Татьяна вынула стеклянную баночку. С этикетки улыбался прелестный щекастый младенец. – Ты еще сутки точно проведешь в больнице. Ешь пюре, отдыхай, спи. Не волнуйся.

На меня и правда накатила страшная усталость.

– Подождите… – с трудом выговорила я. – А Сергей, а дети? С ними все в порядке?

– Да уж получше, чем со мной. – Чухрай, оглядевшись, сел на край пустой койки.

Я начала догадываться.

– Это Кирилл вас, да?

Лодочник усмехнулся.

– Со мной он без изысков обошелся: двинул по затылку и забросал шмотьем. Таня меня спасла.

– Всего лишь заметила, – возразила она. – Пришла в хижину, а посреди комнаты ручеек крови – вытек из-под груды вещей в углу. Я испугалась, что найду там…

– …труп, – закончил Чухрай с усмешкой. – Если голова сразу не раскололась, она еще долго прослужит. Но, конечно, не сидеть бы мне здесь, если бы не Таня.

Произнося имя женщины, Чухрай бросил на нее короткий взгляд. В эту секунду Татьяна обернулась к нему, собираясь что-то сказать, но осеклась. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

Я закашлялась. Оба вздрогнули и уставились на меня с таким выражением, словно я только что материализовалась на этой койке.

– Дина, отдыхай. – Татьяна убрала мне прядь волос, упавшую на лоб. – Я к тебе еще зайду.

– Мы к тебе еще зайдем, – с какой-то ожесточенной решимостью поправил Чухрай.

И снова они уставились друг на друга.

Я хотела еще что-то спросить, но веки у меня закрылись сами собой, словно на них надавила тяжелая ладонь, и я не видела, как Татьяна и лодочник вышли.

На следующий день меня выписали. Татьяна и Чухрай заехали за мной. За пять минут до их появления из моей палаты ушел следователь, предупредивший, чтобы я пока никуда не сбегала.

Я бы не удивилась, если б по дороге в Озерный Татьяна с Гордеем, не говоря ни слова, высадили меня на обочине, чтобы все закончилось так же, как началось: возле дороги. Без вещей, без денег, без работы, без дома…

Но они привезли меня в лагерь.

Как-то само собой вышло, что мы с Татьяной оказались в одном коттедже. Небольшой, всего на две комнаты, он стоял в стороне от остальных.

Говорили мы мало. Она меня ни о чем не расспрашивала – может, из деликатности, а может, ей претило что-то обсуждать с подружкой серийного убийцы… Мне было наплевать. Мысленно я не уставала благодарить ее за молчание. В тишине жилось спокойнее – будто окунулся в прохладную речную воду после приступа лихорадки.

Я говорю «жилось», но на самом деле мы провели в тишине всего день.

А потом появились эти двое. Сыщики.

Их визита я боялась. Не так сильно, как приезда следователя, конечно. Но что хорошего я могла ожидать от людей, которых едва не прикончил мой парень?

Давайте выразимся яснее: которых едва не прикончили из-за моей глупости и трусости.

Но с первой минуты, как Бурый протиснулся в дверь, все пошло не так, как я ожидала.

Они принесли с собой пиццу. Пиццу! Из их обрывочной перепалки я поняла, что Макар гонял за ней Сергея по всем окрестностям.

Они уговорили меня устроиться с ужином на крыльце. Я все пыталась забиться в дом, в какой-нибудь дальний угол, чтобы он был темным, как глубокая нора, и там можно было отсидеться, пока меня пригвождают к доске позора… Но вместо доски у них была с собой огромная коробка с надписью от руки: «ВИТЧИНА И ГРИБЫ». Я не успела опомниться, как обнаружила себя достающей из шкафа салфетки, стаканы и поднос… Поднос! Я даже не знала, что он у нас был.

А потом мы расселись на ступеньках, и Макар начал рассказывать.

Я была уверена, что не смогу съесть ни куска. Что ВИТЧИНА застрянет у меня в горле. Мне сложно описать мое изумление, когда вскоре я обнаружила, что смеюсь, держа в руках пустую картонную тарелку с нарисованными воздушными шариками. «Поздравляем с Днём рождения! Много-много счастья в этот прекрасный день!»

Только был не день, а вечер.

Макар все рассказывал, и огромный слипшийся ком, придавливавший меня к земле, будто дохлую лягушку, рассыпался на мелкие песчинки, которые подхватывал и уносил ветер.

С ним было легко. Он умел разговаривать, как Татьяна умела молчать, – так, что ты ощущал себя на своем месте, среди своих, – и понемногу страх отступил.

Когда его история подошла к концу, я сказала:

– Теперь понятно, почему Кирилл мечтал тебя убить!